Когда его фигура превратилась в неясное пятно, маячившее сквозь толщу смога, Блана зло прошептала:

— Вы победили двух членов Воровского Союза и не перерезали им глотки?

— Мы убили трех бандитов — запротестовал Фафхрд — защищаясь.

— У меня ссора не с Братством Убийц, а с этим противным Союзом. Ты поклялся мне, что как только у тебя будет возможность…

— Блана! Я не мог позволить Серому Мышатнику подумать, что я воришка-любитель, склонный к истерии и жаждущий крови.

— А он сказал мне, что, не моргнув глазом, перерезал бы им горло, если бы только знал, что я этого хочу.

— Он лишь подыграл тебе из вежливости.

— Может быть — да, а может быть — нет. Но ты-то знал и не…

— Блана, заткнись!

Она бросила на него полный ярости взгляд, потом зло рассмеялась и губы ее задрожали, как будто она собиралась заплакать. Но потом овладела собой и улыбнулась уже дружелюбнее.

— Прости меня, дорогой — сказала она — Иногда ты, должно быть, думаешь, что я схожу с ума. Временами я и сама в это верю.

— Вовсе нет — коротко бросил он — Подумай лучше о камнях, которые мы выкрали. И будь мила с нашим новым другом. Смочи горло вином и успокойся. Я хочу сегодня повеселиться. Я это заслужил.

Она кивнула и в знак согласия прижалась к его плечу. Они поспешили за маячившим впереди неясным силуэтом.

Мышатник, повернув налево, повел их по Дешевой улице к скверу, тому месту, откуда узкая улица вновь отходила в восточном направлении, почти теряясь в полной мгле.

— Тусклый переулок — объяснил Мышатник.

— Тусклый — слишком слабое слово, слишком прозрачный для сегодняшней ночи. Она закончила свои слова неуверенным смешком, в котором звучали истерические нотки, завершившимся странным придушенным кашлем — Проклятый ланкмарский туман! — выдохнула она — Не город, а настоящий ад.

— Отсюда совсем недалеко до Большого Соленого Болота — объяснил Фафхрд.

Объяснение его было абсолютно верным. Лежащий в низине, между болотом, внутренним морем, рекой Хлал и южными зелеными полями, орошаемыми каналами, что тянутся от Хлал, Ланкмар, окутанный многочисленными испарениями, был средоточием туманов и полный копоти смогов.

На полпути к Каркер-стрит из мглы появилась таверна, стоящая у обочины. Высоко над дверью висело в качестве вывески нечто вроде металлического креста. Они миновали дверь, обитую перепачканной копотью кожей, и в нос им ударил запах спиртного.

Сразу за «Серебряным Угрем» Мышатник повел их по темному переулку, начинающемуся от восточной стены таверны. Им пришлось идти гуськом, прокладывая себе путь по разбитым камням.

— Не забывайте о луже — напомнил Мышатник — Она глубокая, как Внутреннее море.

Проход сделался шире. Отблески фонарного света, пробивающиеся сквозь толщу тумана, позволяли им различать лишь контуры окружавших их зданий. Самым приятным был старый дом, сложенный из потемневшего кирпича и древнего дерева. С четвертого этажа, прятавшегося под самой крышей, из трех тщательно зашторенных окон пробивались слабые полоски света. За домом проходил узкий переулок.

— Костлявая аллея — сказал им Мышатник.

Но теперь Блана и Фафхрд могли разглядеть длинную узкую внешнюю лестницу, которая была деревянной, но осевшей, крайне запущенной и без перил. Она вела на освещенный чердак. Мышатник взял у Фафхрда кувшины и довольно проворно начал подниматься по лестнице.

— Поднимитесь за мной, когда я дойду до верха — бросил он оставшимся внизу — Думаю, она тебя выдержит, Фафхрд, но лучше идти одному.