Я пытался сначала объяснить Робину, что будучи частным лицом ему не требуется разрешение на оплату выполненной для него работы и напомнил о Парижском Договоре, по которому мы имеем право на коммерческую деятельность, как и другие государства. Но Робин упёрся. Года два мы с ним переговаривались на эту тему. Уже сменился главный полицейский в конторе губернатора, все давно забыли об этом вопросе, но Бузза денег так и не заплатил.

Честно говоря, от англичанина я такое не ожидал.

У меня возникло тогда предположение, что сам Робин придумал всё это разбирательство, чтобы не платить за вертолёт. Но доказать я этого не мог, а поднимать официально шум по поводу неисполнения нашей договорённости я не стал, памятуя хорошую русскую поговорку: овчина выделки не стоит. Не такая уж большая сумма была, чтобы из-за неё копья ломать, да время тратить.

Зато в следующий раз, когда Бузза обратился к нам с просьбой построить ему русскую хату, мы согласились лишь при одном условии, что деньги будут переведены до начала каких-либо работ. Доверием Робин больше у нас не пользовался. Но как путешественника я его по-прежнему уважаю.

Замечательно провели остаток вечера за бутылкой чудного крымского белого портвейна, который заедали мороженым, пили чай с трюфелями. Ребята, хоть и много работают с собаками, но очень довольны жизнью. У них же в это время была в гостях бывшая наша медсестра Вера, вышедшая за муж за норвежца Свейна, который, впрочем, тоже приехал вскоре, а потом, уезжая, пообещал найти нас и пригласить к себе в гости. Так что мы посмотрели со Старковым: у нас получается, что все дни пребывания будут заняты приглашениями к разным людям.

У Кати с Сергеем нам очень понравилось. Сидели свободно по-домашнему, перемывая косточки руководства треста «Арктикуголь». Катя подробно рассказала, как им удалось переехать в Лонгиербюен, разорвав контракт с трестом, не смотря на препятствия со стороны Цивки. После десяти вечера Сергей отвёз нас в гостиницу, и день подошёл к концу. Пойду в душ, помоюсь и лягу спать. Из окна смотрю с удовольствием на горы, покрытые сползающим вниз туманом.

11 августа, среда

Другой день — другие впечатления. Встал по будильнику без двадцати восемь, скоренько умылся, побрился и побежал в другой корпус будить Старкова. Он таки спал. Пока одевался, я вернулся к себе, почистил зубы и вышел к приёмной гестхауса (у нас бы это назвали, наверное, общежитием гостиничного типа). Позавтракали, чем нам послали, то есть бутербродами с сыром и ветчиной под чай да яйцо всмятку. Ничего горячего, например, сосиски или сардельки, картошку или макароны, не преподнесли. Более того, выяснилось, что на обеденное время, то есть ланч, мы должны здесь же взять продукты из предложенного. Взяли со Старковым по паре бутербродов в пакетики. Такое питание оказалось для нас сюрпризом.

На улице у гостиницы собрали участников семинара и сказали, что в первой половине дня все должны осматривать Лонгиербюен с точки зрения индустриальной археологии, а потом в два часа рассказать свои впечатления и мысли. Это, конечно для студентов. А мы пошли гулять по городу. Погода стояла не солнечная, но и дождь не лил, а лишь очень мелко подсыпал моросью почти незаметной. Прошлись по магазинам. Старков купил кое-какие подарки, а я пока присматривался.

Зашёл в редакцию «Свальбард постена» и отдал Полю его бутылку аквавита, которую он мне презентовал в Баренцбурге после того, как мы взяли интервью у рабочих. К счастью, мы её не распили, и я смог её возвратить за его недоверие ко мне. Он, молча, забрал бутылку, не проявляя, конечно, радости от такого поворота дела. Но я его ещё вчера предупредил о том, что верну ему его подарок.

Потом зашли в полярный институт, где нас радостно встретила директор отделения в Лонгиербюене. Я ей подарил, как и обещал при встрече в Баренцбурге, свою поэму, а она тут же вспомнила, что обещала мне книгу «Географические названия Шпицбергена» и подарила.