В лодке несколько человек.
— Там, — кивнул сидящий на руле кормчий куда-то влево и назад, — остров Барса-Кельмес. Раньше на нем заповедник был и метеостанция. Барса-Кельмес в переводе с казахского означает — «пойдешь — не вернешься».
— Почему не вернешься? Убьют, что ли? — поинтересовались пассажиры.
— Зачем — убьют? — удивился кормщик. — На него много-много лет назад охотники по льду пришли, которые сайгу по степи гнали, а лед растаял. Другая зима теплой была, лед не встал, и им пришлось на острове целый год жить. Отсюда и Барса-Кельмес — пойдешь и не вернешься.
Пассажиры понимающе кивнули.
Пассажирами моторки были сплошь лица кавказской национальности, которые море до того только в кино видели, а в жизни лишь горы и поэтому сидели притихшие и слегка напуганные. Винт равномерно молотил воду, толкая лодку вперед, и она прыгала с волны на волну, как норовистый конь.
— Если движок не сломается, через шесть часов будем на месте.
Лодку и мотор пассажиры привезли с собой на поезде, щедро заплатив проводнику багажного вагона. И лодка, и мотор были японскими и были новенькими, только-только из магазина. А вот кормщик был из местных, был нанят за баснословные для этих мест деньги — за пятьсот долларов. Когда-то давно он был капитаном рыболовецкого траулера, тягал сетями рыбу, сдавая ее на местный рыбоперерабатывающий комбинат, и знал это море лучше, чем собственную ванну. Но потом море ушло, рыба передохла, а вытащенные на берег траулеры заржавели. Несколько месяцев капитан охранял свое судно, а потом, сняв с него все медяшки и снеся их в пункт приема металлолома, устроился сторожем в почтовом отделении. И думал, что уже никогда не выйдет в море. А вышло вон как…
Ровно ревущий мотор, солнце, отблескивающее в воде, прохладный, пахнущий солью ветер, упруго бьющий в лицо, — хорошо!..
— Вон он, наш остров, — показал вдаль капитан.
Где-то далеко, у самого горизонта, в морской синеве желтым бугорком вспучился остров.
— Раньше, еще при царе, сюда прокаженных ссылали. Его так и называли — остров прокаженных. Лучше места для лепрозория было не придумать — кругом море, а за морем пески. Некуда бежать! Здесь они, бедолаги, всю жизнь и жили, здесь и умирали. А потом его военные для своих нужд приспособили.
Остров рос, словно вылезал из-под воды. Остров Возрождения. Капитан взглянул на старую морскую, с отмеченными глубинами и фарватерами карту. Она, конечно, действительности не соответствовала, потому что уровень моря упал на несколько метров, но общее представление о том, где глубже, а где мельче, давала.
— Мы с этой вот стороны подойдем, — показал капитан. — Раньше бы нас сюда на пушечный выстрел не подпустили, раньше здесь сторожевики шныряли, и самолеты, чуть с курса собьешься, они тут как тут — врубят прожектора, развернут орудия и орут по громкоговорящей связи: «Немедленно покиньте запретную зону, в противном случае будет открыт огонь на поражение». И предупредительным под нос или корму садят, чтобы быстрей дошло! Жуть!..
У нас как-то на эмэртешке двигатель заглох, не запускается ни в какую, хоть плачь, а на море шторм баллов шесть и прогноз на дальнейшее ухудшение до восьми. В общем, карячится скорая хана! А берег рядом — рукой подать, как раз этот вот островок. Ну мы выходим в эфир сигналом SOS и думаем, что нас сейчас спасать будут. А они хрен на рыло — подошли двумя катерами и орут в матюгальники, чтобы мы валили отсюда подальше. А как валить, когда у нас хода нет?
Я им семафорю — мол, так и так, капитан такой-то, нахожусь в бедственном положении, прошу в соответствии с международной конвенцией спасения на море отбуксировать судно в порт для ремонта. |