Нет, не получится, слишком опасно. Там даже гор нет, куда можно уйти и где можно спрятаться.

К тому же действовать сообща — значит идти под чье-то начало. А идти под чье-нибудь начало не хотелось — не любят чеченцы, чтобы ими командовали, — каждый чеченец сам себе голова и сам себе командир!

— Тогда дайте своих людей!

Ага, а сам с кем останешься?..

Непросто договориться командирам друг с другом. Они же не настоящие, они же полевые… Это тебе не регулярная армия, где предложения командира не обсуждаются, а исполняются бегом на полусогнутых.

Не поняли Абдуллу, не поддержали. Но отступать он не собирался — гордость не позволяла! Чеченец не должен брать назад свои слова.

— Не хотите — как хотите, — сказал Абдулла.

Конечно, сказал не так, сказал по-другому, другими словами, но смысл был тот же. Смысл был понятен.

Сказать иначе, сказать, что его собеседники струсили, он не мог. Если чеченцев обвиняют в трусости, они тут же хватаются за кинжалы. Или «АКМы».

— Тогда я сам!..

Ну, точно — бешеный.

«А что, пусть попробует, — подумали все. — Он попробует — мы посмотрим. Если у него что-нибудь получится, то можно будет собраться еще раз. А если нет…»

Но только вряд ли у него что-нибудь получится…

Глава 10

— Борт сто семнадцать просит взлет.

— Понял тебя. Борту сто семнадцать взлет разрешаю.

В общем, — от винта, хотя у современных штурмовиков и перехватчиков винтов не бывает!.. Оглушительно взревели набирающие обороты турбины.

Спарка из двух «сушек», набирая скорость, побежала по взлетно-посадочной полосе…

…Второй месяц Аслан Салаев только и делал, что ни черта не делал, потому что второй месяц «припухал» в полевом лагере. Жизнь в нем была почти пионерская — здоровый сон на свежем воздухе, трехразовое питание, вечерние посиделки у костра. Правда, жить приходилось в армейских, советского еще покроя брезентовых палатках, но в сравнении с каким-нибудь схроном, там, в Чечне, это был верх комфорта. Хотя бы потому, что здесь не нужно было ожидать в любой следующий момент неожиданного выстрела из-за куста, не нужно было маскироваться и спать вполглаза в обнимку с автоматом. Сюда федералам было не добраться, здесь был мир…

Лагерь располагался на территории суверенной Грузии в одном из высокогорных районов, куда проверяющие из различных международных организаций не забирались. А если забирались, то загодя предупрежденные чеченцы уходили в лес, а их место занимали грузины, изображавшие членов спортивного общества, отдыхающих на лоне природы.

Грузины никогда не любили воинственных, которые только и делали, что воровали у них скот и резали пастухов, чеченцев. Но теперь они сошлись с ними на почве дружбы против русских. Открыто они их не поддерживали, но приют давали. Всегда лучше воевать с могущественным и потому потенциально опасным соседом не своими, а чужими руками. Кроме того, чеченцы были удобной разменной картой в хитромудрых политических играх. Садясь за стол с такими матерыми, как Россия и США, партнерами, Грузии не оставалось ничего другого, как заранее припрятать в рукав пару козырей, отчего и возникли по ту сторону российской границы лагеря, где чеченские боевики отдыхали от войны.

По распорядку: молитва, обед, послеобеденные занятия…

Но далеко не все бойцы отряда Аслана Салаева прятались от войны в Грузии — кто-то дома. Им было проще, они были местными. По горным, натоптанным контрабандистами тропам чеченцы переходили в Россию, спускались с гор, снимали камуфляж, сменяя его на гражданку, зарывали в укромном месте автоматы и изображали законопослушных граждан, занимающихся мирным сельскохозяйственным трудом.