Глава чеченского правительства в изгнании вышел на одного из многих, которого хорошо знал, потому что имел с ним дело раньше посредника.

— Здравствуй, уважаемый.

— Рад тебя слышать…

Посредник сидел в Москве, в здании на Охотном Ряду, и всегда был рад помочь. Хоть кому. Политики обожают улаживать дела, выступать в качестве посредников и урегулировать чужие конфликты. Их черной икрой не корми — дай что-нибудь поурегулировать. Почему? Потому что, вклиниваясь в чужие разборки, можно лишний раз напомнить о себе, подчеркнуть свою значимость, погреться в лучах чужой, пусть даже сомнительной, славы, представив из себя политическую фигуру.

Посредники всегда такие — всегда живут на процентах с чужих сделок.

— Что у тебя случилось, дорогой?

— Пока еще не случилось…

Это был намек. И довольно прозрачный.

Посредник оживился — в воздухе запахло политическим скандальчиком.

— Передай, что мой народ требует прекратить войну и дать ему возможность решить свою судьбу самостоятельно.

Это он уже говорил — всегда говорит. Это лозунги. Но здесь важно не что он говорит, а как — на этот раз говорит уверенно, словно пятый туз в рукаве припрятал.

— Если они не прислушаются к воле моего народа, то я не смогу гарантировать безопасность России.

Это была уже заявка, заявка серьезного человека на серьезные переговоры. И на себя, как на главного переговорщика, способного гарантировать или нет безопасность России.

— Что ты хочешь, дорогой?

— Мне необходимо переговорить с вашим президентом.

Глава Ичкерии шел ва-банк, торгуя чужим товаром — товаром Абдуллы Магомаева. Если его согласиться выслушать президент России, то этим он признает их равенство. Потому что президенты имеют право переговариваться только с президентами.

— Я понял тебя, я обязательно доведу ваши просьбы до сведения интересующих вас людей!

Вообще-то главе Ичкерии следовало поправить собеседника, следовало сказать — не «просьбы», а требования! Чеченцы никогда, ничего и ни у кого не просят — если им что-то надо, они берут это силой!.. Но не поправил, потому что был заинтересован в переговорах. Он ведь, по большому счету, тоже был посредником — между Россией и чеченским народом. Он тоже желал напомнить о себе, набив себе цену.

— Я буду ждать вашего звонка…

По идее, посредник должен был тут же набрать номер ФСБ и сообщить, что только что разговаривал с объявленным во всероссийский розыск опасным преступником, которого безуспешно ловят все силовые структуры страны. Должен был помочь правоохранительным органам. Но он не позвонил в ФСБ. Он позвонил сразу в правительство.

— Я… — подчеркнул он, — только что имел беседу с… — назвал имя. — Он просил МЕНЯ… — выделил тоном главное для него слово, — сообщить, что чеченский народ требует…

Его собеседник тоже не стал поднимать на ноги ФСБ, он перезвонил своему непосредственному начальнику.

— …Он требует встречи с президентом…

Такие нынче пошли преступники, что вместо районного прокурора требуют встречи сразу с президентом.

Непосредственный начальник не сказал «да», потому что ответить так было невозможно. Но и не сказал «нет»! Чиновникам его уровня вообще не пристало говорить с находящимися в розыске бандитами — но никто не запрещал общаться им через суфлеров.

— Передайте, что мы готовы обсуждать их предложения, но лишь после того, как они гарантируют, что боевики сложат оружие.