— Но он ведь заметит, как я нервничаю, — усомнился Броди. — И может заподозрить, что это вы меня подослали.

— Конечно, он заметит, что ты нервничаешь. В этом-то и прелесть. Ты поднял руку на жену. И теперь до ужаса боишься, что она от тебя уйдет. Ты пришел молить ее о прощении. И вдруг натыкаешься в собственном доме на незнакомого мужчину. Покажи мне, кто не занервничает при таком раскладе? Он в жизни не догадается, как все обстоит на самом деле. Так что делай, как договорились. Завтра утром вы с семьей будете распаковывать рождественские подарки, а сегодняшний вечер забудете как страшный сон.

— Вашими бы устами…

Андрей ободряюще сжал плечо Броди.

— Ты справишься. Я в тебя верю.

Под его пристальным взглядом Броди тяжело зашагал сквозь густой снегопад к калитке.

Дождавшись, пока хозяин дома удалился на достаточное расстояние, Андрей повернулся к напарникам.

— Яков, как только Броди зайдет внутрь, ты огибаешь дом слева. Михаил — ты справа. Возьмешь кованый стул, о котором говорил Броди, и подставишь к окну хозяйской спальни. Поскольку твой микрофон с наушником у Броди, мы с тобой общаемся по сотовому, а Яков остается на радиосвязи. Как только выясним, где младенец и как расположены ловушки, я скажу Броди: «Счастливого Рождества». Это будет моим сигналом вам обоим. Через секунду я высажу выстрелом переднее окно и проникну в дом через него. Ты, Михаил, в это время с кованого стула пролезаешь в окно задней спальни. Петр отвлечется на шум и не услышит, как Яков отпирает замок боковой двери и врывается внутрь. Стрелять будем с трех разных сторон, и в суматохе Петр не разберется, куда палить. Плюс еще хозяева, путающиеся под ногами с воплями и криками, — где уж тут ему прицелиться. Когда я подбирал сотовый, выпавший у Петра из кармана, рядом с ним валялись два магазина. Наверное, были в том же кармане. Получается, патронов у него на нас на всех не хватит, а значит, какие у него шансы? Никаких.

— Хозяева должны остаться целыми и невредимыми? — уточнил Михаил.

— Наоборот. Иначе они дойдут до полиции. Все должны умереть. Кроме младенца. Поэтому, пока не узнаем, где его держат, в дом врываться нельзя.

В ноздри Кагану шибанул медный запах нянькиной крови. Яков перелистал большим пальцем пачку купюр в толстом конверте, изъятом у мертвой женщины.

Андрей протянул руку.

— Что? — не понял Яков.

— Наши клиенты могут потребовать назад деньги, потраченные на подкуп. Так что давай сюда.

— А если они не вспомнят?

— Тогда Пахан запросит свою долю.

К удивлению Кагана, в ответ раздался голос Виктора, а не Якова.

— Пахан, Пахан, вечно один Пахан, — проворчал новичок, державший на руках младенца.

Андрей пропустил ворчание мимо ушей.

— Яков, я требую конверт.

Яков со вздохом повиновался.

— Когда Пахан свое заберет, я разделю остальное поровну, — пообещал Андрей.

— Уж за этим мы проследим. — Виктор покрепче ухватил трепыхающегося малыша.

Андрей обернулся к нему.

— Ты у нас недавно, Виктор. Многого еще не знаешь, поэтому на первый раз прощается. Но больше не выводи меня из себя.

В глазах Виктора вспыхнули злые огоньки.

— Яков тоже тебя выводил. Что ж ты на него не наезжаешь, только на меня?

— Яков выводил? Не думаю.

Виктор вспыхнул.

— Как скажешь.

— Вот теперь ты усек. Именно. Как скажу.

Малыш на руках у Виктора захныкал. От этого плача — такого беспомощного — у Кагана что-то шевельнулось в душе.