«Позвони, позови на помощь», — подсказал он сам себе. Торопясь выйти на связь с кураторами, он сунул немеющую руку в карман, чтобы достать телефон. И тут его как обухом по голове ударили. Карман оказался разорван, телефона не было в помине, как и запасных патронов. Каган вспомнил, как его дернули за куртку, когда он схватил малыша и побежал. Видимо, тогда, при попытке удержать его, карман и оторвали.

«Держи в голове план действий, запасной план и еще один — на случай, если провалится запасной, — этот принцип Кагану вдолбили крепко-накрепко — Заранее представь, что будешь делать. Прорепетируй хотя бы мысленно, если не можешь потренироваться „вживую“. Никогда ничего не предпринимай, не прикинув заранее возможные исходы».

Однако решение забрать малыша пришло к нему внезапно. Несмотря на полдня душевных терзаний в соборе перед рождественской сценой, оно созрело окончательно только в тот самый миг, когда Каган сунулся в микроавтобус и заявил Михаилу, что у младенца идет кровь.

«Куда мне деваться?» — лихорадочно размышлял Каган.

Впереди, справа от собора, виднелась запруженная народом улица. Сотни людей куда-то целенаправленно шагали. Малыш под курткой лягнул его, будто подсказывая, что надо следовать туда, за ними.

— Петр! — взорвался наушник разъяренным голосом Андрея. — Твой сотовый у меня! Помощи ждать неоткуда! Ты один! Отдай груз!

Задыхаясь от бега и морщась от боли в распухающей левой руке, Каган несся вперед, изо всех сил стараясь не поскользнуться на обледеневшем тротуаре. Из толпы до него долетели восторженные реплики о рождественском убранстве Каньон-роуд.

Малыш снова двинул его пяткой в живот.

— Петр, ты пожалеешь, что на свет родился, когда я до тебя доберусь! — пообещал Андрей.

Малыш захныкал.

— Не плачь, — вполголоса попытался уговорить его Каган.

— Я его успокаиваю, но все никак, — сокрушенно призналась Мередит.

— Понимаю, — мягко заверил Каган.

Сжавшись от напряжения, он продолжал вглядываться в снегопад за окном. И не мог отделаться от чувства, что малыш его предупреждает об опасности, — хотя мысль, конечно, сумасшедшая.

«Я что, потерял больше крови, чем мне казалось? Бред какой-то в голову лезет».

Малыш затих. Однако Каган не мог расслабиться.

— Конец истории для сочельника мало подходит. — Каган вернулся к повествованию. И добавил, надеясь подстегнуть интерес мальчика: — Там есть подробности, которые Коулу могут показаться отвратительными.

— А вы все-таки расскажите, — попался тот.

Каган облизал пересохшие губы.

— Хорошо. Только не говори потом, что тебя не предупреждали.

Волхвов очень взволновало услышанное от пастухов и Марии. И тогда, пораженные неожиданным созвучием между этими рассказами и слитой Ироду легендой, они приняли небывалое решение. Нарушив первое правило любого шпиона, они раскрыли себя, изложив Марии свою миссию и признавшись, что на самом деле они иноземные посланцы, только делающие вид, что выполняют приказ Ирода.

«Мы хотели, чтобы он потерял рассудок, разыскивая воображаемого новорожденного царя иудейского, — объяснили они. — Однако теперь выясняется, что придуманная нами легенда подтвердилась, обернувшись истиной. И теперь вам нельзя тут больше оставаться. Вскоре Ирод устанет ждать от нас доклада, но слухи о вашем младенце до него все равно рано или поздно дойдут, и тогда здесь тут же окажутся его воины, чтобы убить вас всех».

Дальнейшие события доказывают, что Мария с пастухами не имели отношения к повстанцам.