|
Судя по количеству возов – не бедным было Рязанское княжество, но, конечно, победнее Москвы или, скажем, Новгорода – Раничев, как историк, знал об этом – но тем не менее. Да и князь Олег Иваныч тому способствовал как мог, радел о родной землице, а ему позднейшие книжные черви ярлык приклеили – «предатель интересов Руси». Да надо же! Это кого он, интересно, предал? Князя владимирского и московского, изо всех врагов рязанцев, пожалуй, самого вредного? Мало с Москвой воевали? Теперь вот замирились, правда, да все одно ж, даже и на бытовом уровне, кто для Москвы рязанцы? «Рязань косопузая» – и никак иначе! Так же и с другими. Какое тут, к чертям собачьим, единство русской земли? А еще Олегу Иванычу в лыко – «с Литвой связался!», типа в Литве совсем не русские люди. А кто же тогда? Киев, Брянск, Смоленск, Полоцк, Путивль, Чернигов – это кто там, литовцы-аукшайты? Путивль – древний литовский город, а Киев – отец городов литовских? Раничев усмехнулся, вспомнив виденную когда-то еще в детстве книжицу с забавным названием – «Выборг – древний русский город». Ага, и Таллинн такой же, и Рига, и вообще, «Россия – родина слонов»!
– Ты видал Хромца, Иване? – пустив коня рядом, неожиданно спросил Авраам. – Хромца? – Раничев улыбнулся. – Видал, как же… – И как, сыроядец? – живо заинтересовался дьяк. Понятно, потом, в будущем, в летопись вставит. – Да так, с виду вполне обычен, – пожал плечами Иван. – Вовсе не раскос, даже и кожа не очень-то смуглая, поставь вон у нас на Торг – и не скажешь, что нерусь. Глаза – не поймешь какие. Вроде бы черные такие, жгучие, а взглянет пристально – словно золотые искры полыхнут. – Жесток ведь? – Не более чем другие, и знаешь, Авраам, есть в нем какое-то величие, властность, зря я про рынок сболтнул, Тимур бы и там выделился, видно сразу – властелин. – А как мыслишь, ежели б он нас завоевал, худо б было? Иван чуть придержал коня, объезжая куст, обернулся: – Думаю – худо б, мы ж не его народ. Да и земля его уж так далека… И так много там городов и людей, что еще и Русь ему – подавился бы. Потому, верно, и не пошел к Москве, умен. – Говорят, московиты икону носили, сам Киприан-митрополит лично, потому и повернул назад супостат, побоялся. – Нет, Авраамий, Хромец ничего и никого не боится. Хотя – осторожен, зря на рожон не полезет, но в нужный момент умеет принять решение. – Велик ли град Мараканда? – Велик. Велик и чуден. Если хочешь, потом я тебе его в подробностях опишу. – А не забудешь? – Дьяк недоверчиво посмотрел на Ивана. – Нет, – улыбнулся тот. – А и забуду, так ты напомнишь. Кстати, помнишь, обещал мне узнать кой-чего? Авраам вскинул глаза, потом заулыбался, вспомнил: – А, про Тохтамыша-царя… Узнаю. Немного, правда… Но попытаюсь. – Вот-вот, попытайся. Аксен Колбятин мешать нам не будет? В фаворе он, ты сам сказывал. – Мыслю – не будет. Слишком уж мы для него мелки, а Софроний – вообще никто. Батюшку своего, Колбяту, Аксен не очень долюбливает. Ну помогает иногда, конечно, но так, не особо. – Все равно, – вскользь заметил Раничев. – Встречаться бы с ним мне не очень хотелось. Авраам рассмеялся: – Не встретишься! Ты ж на княжий двор не вхож. Серебром я тебя ссужу, только его у меня, сам знаешь… – Да уж знаю. – Иван задумчиво кивнул. |
