Бедная птичка забеспокоилась — её клетка, расположенная над самой постелью, мерно и сильно раскачивалась. Старинные часы пробили величественную серию ударов, потом ещё и ещё.

— О… добрые духи… Светлое небо… — Сения не знала, кого ещё помянуть и еле сдерживалась, чтобы не завопить во всё горло.

…Купец Вапа удовлетворённо потёр руки — ошибка исправлена, нерадивый писец вскоре лишится места… Как хорошо, однако, что Сения подружилась с сестрой этого господина Карвера! Целый день её не слышно и не видно, не вертится перед глазами, не канючит и не просится погулять… Даже непривычно, — купец усмехнулся. Не подняться ли, не проведать ли мастериц?

Он уже привстал, намереваясь покинуть кресло — но поморщился от боли в пояснице и остался сидеть.

…Эгерт Солль, пошатываясь, выглянул из окна на набережную. Нагой и расслабленный, он стоял в оконном проёме и смотрел на товарищей с укоризной… Купец Вапа вздрогнул и поморщился: проклятые гуарды! Ну что за хохот, что за вой…

Спустя несколько минут спустились Сения с Бертиной; Вапе показалось, что жена несколько не в себе, будто урок вышивания уж очень её утомил. Прощаясь, она с особенной нежностью заглянула Бертине в глаза:

— Ты… придёшь ещё, да?

— Непременно, — вздохнула девушка, — мне никак не даётся… этот стежок… милая Сения…

Купец презрительно поморщился: до чего сентиментальны эти женщины…

— Язык отрежу, — сказал Солль друзьям в кабачке. — Кто будет болтать… ясно?

Ни у кого не оставалось сомнений, что так он и сделает, если тайна купчихи Сении получит в городе огласку. Все помнили о фамильном клинке — и молчали.

Карверу, сыгравшему во всей истории немаловажную роль, подмигивали и жали руку. Поздравления, похоже, доставляли ему мало радости — несмотря на падавший на него отблеск Соллевой славы, «брат» первым напился и молча ушёл.

Весна разразилась проливными дождями; по крутым мощёным улочкам неслись мутные потоки, дети кухарок и лавочников отправляли в плаванье деревянные башмаки под парусом, а юные аристократы с тихой завистью глядели на них из высоких стрельчатых окон.

Однажды утром к гостинице «Благородный меч», которая располагалась едва не в самом центре Каваррена, подкатила простая дорожная карета; кучер, против обыкновения, не кинулся открывать дверцу, а равнодушно остался сидеть на козлах — похоже, пассажиры не были его господами, а всего лишь нанимателями. Дверца распахнулась сама, и невысокий, очень худой молодой человек откинул подножку, чтобы выйти.

Приезжие не были в Каваррене такой уж редкостью, и, возможно, прибытие кареты прошло бы незамеченным, если б напротив, в трактире «Верный щит», не коротал время Эгерт Солль с друзьями.

— Гляди-ка! — сказал Карвер, сидевший у самого окна.

Две или три головы повернулись в его сторону, прочие господа слишком увлечены были беседой и вином.

— Гляди-ка! — и Карвер подтолкнул в бок сидящего рядом Солля.

Эгерт взглянул — молодой человек к тому времени уже соскочил на мокрый булыжник и протягивал руку кому-то невидимому, всё ещё остававшемуся внутри. Юноша одет был во всё тёмное — и глаз Солля сразу резанула какая-то несуразность в облике молодого незнакомца.

— У него нет шпаги, — сказал Карвер.

Тут только Эгерт увидел, что незнакомец безоружен, что на нём нет даже перевязи, а на тонком поясе — ни кинжала, ни хотя бы кухонного ножа. Солль пригляделся ещё внимательнее — одежда незнакомца строгостью походила на форменную, но, если это и была форма, то ни в коем случае не военная.

— Это студент, — объяснил Карвер.