Барбара Картленд. Шторм любви
Почтовая карета доставила капитана Конрада Хорна на Уайт-Холл, к дверям Адмиралтейства. Пройдя сводчатые ворота, он обратил внимание на якорь, украшавший фронтон четырех коринфских колонн, отметив, что тот как всегда производит потрясающее впечатление. Он назвался слуге и заметил, с каким восхищением тот смотрит на него — что ж, с момента своего возвращения Конрад уже привык к таким взглядам. Он до сих пор слышал рев восторженных криков, встретивший его в порту. — Тигр! Тигр Хорн! Тигр! — скандировала толпа, собравшаяся на пристани; всю дорогу до Лондона он чувствовал неослабевающее внимание к своей персоне. Факт того, что он вышел живым из этого, по всем параметрам самоубийственного предприятия все еще казался ему невероятным. Но он знал, что успешно совершив то, чего не было в его самых смелых планах, и оставив позади обломки французских кораблей, он забил еще один гвоздь в гроб Наполеона Бонапарта. Он увидел, что слуга возвращается, но за мгновение до этого его внимание привлек человек в форме, восторженно приветствующий его. — Конрад, я так надеялся увидеть тебя! Он подскочил к капитану, протягивая руку, которую тот горячо пожал. — Джон! Как ты? Я беспокоился о тебе, но никак не ожидал увидеть тебя здесь. — Мне повезло — я нашел работу на берегу, хотя теперь о море, скорее всего, придется забыть. — Не думаю, что эта мысль тебе по душе, — с сочувствием в голосе произнес Хорн. — Хотя, с другой стороны, у тебя осталась возможность носить форму. — Я боялся, что больше никогда не смогу вернуться к службе, но врачи залатали мои раны — хотя за это стоит сказать спасибо и моей жене; она была лучшим доктором из всех. — Я думаю; для нее это было несложно, — улыбнувшись, заметил Хорн. Собеседники замолчали, размышляя о тех неквалифицированных судовых врачах, которые, практически ничем не отличаясь от мясников, наносили флоту гораздо больший урон, чем огонь противника. — Но почему мы заговорили обо мне, когда у всех на устах твое имя? Прими мои поздравления, Конрад. Твои доклады увлекают гораздо сильнее любых романов. — Как бы мне хотелось, чтобы ты был со мной. — Мне тоже. Но только тебе было под силу продержать в страхе ночных нападений все побережье и столь виртуозно избежать встречи с превосходящими силами противника. Они рассмеялись, припомнив авантюру, в ходе которой Конрад потопил два вражеских фрегата в Бискайском заливе. Его собственный корабль, «Тигр», нанес французскому флоту — и без того потрепанному после Трафальгарской битвы — такой урон, что стал желанным объектом охоты для всех судов противника. Событие, о котором упомянул Джон Хаскинсон, произошло на закате. Осознавая, что враг превосходит его как числом, так и вооружением, Конрад поднял паруса и всю ночь пытался уйти от погони. Тем не менее его преследователи не сдавались и, к концу следующего дня, уже почти вплотную приблизились к «Тигру». Когда на море опустилась ночь, Конрад предпринял последнюю попытку избежать схватки: за борт был спущен бочонок с лампой, за которым и поплыли преследователи, в то время как «Тигр» с погашенными огнями резко сменил курс. Утром следующего дня на горизонте виднелись силуэты лишь двух французских фрегатов. — Хотелось бы мне видеть лица лягушатников! — рассмеялся командор Хаскинсон; Конрад последовал его примеру. При следующей встрече с врагом «Тигру» не пришлось отступать; в результате Конрад привел в гавань несколько призовых судов, затопив остальные. Подошедший ливрейный слуга объявил: — Его светлость сейчас примет вас, сэр. |
