Делора же была совсем другая. Конраду хотелось думать о ней — с самой первой их встречи — как о ребенке.

Тем не менее, он понимал, что ее пытливый ум уже давно не занимают детские мысли, и что сейчас в ней, словно бутон розы, расцветают чувства.

Для того, чтобы превратиться в женщину ей необходимо было лишь одно — любовь.

Ему неожиданно пришла в голову идея, насколько заманчиво и волнующе было бы показать ей все прелести любви.

Но его настолько шокировало, что такая идея могла прийти ему в голову, что он сказал себе — этому не бывать.

Было бы нечестно, не правильно воспользоваться оказанным ему, как родственнику, доверием, заставив Делору думать о нем, как о мужчине.

Кроме того, она уже обручена, и не в его компетенции обсуждать нрав и репутацию ее будущего мужа.

Но даже приказав себе думать так, он не мог избавиться от мысли, что ее — столь чистую и невинную — возьмет, или, вернее сказать, опорочит, такой монстр, как Граммель.

Вспомнив о человеке, по адресу которого он слышал лишь ругательства, сделавшие бы честь любому боцману, любящему крепкое словцо, Конрад невольно сжал кулаки. Этот человек позорил не только свой род, но и сословие, к которому принадлежал.

В этот момент, к своему удивлению, он услышал, как Делора — словно прочитав его мысли — прошептала:

— Если вы… думая о нем так переживаете… то что же… должна чувствовать я?

Они уже десять дней находились в пути. Атлантика, разбушевавшаяся, поначалу теперь затихала — поверхность океана бороздили некрупные волны.

Миссис Мельхиш все еще и не появлялась; Делора сообщила, что она собирается находиться в каюте до тех пор, пока океан не успокоится.

— Чего никогда не случится, ибо она ненавидит море и ждет не дождется, когда можно будет ступить на твердую землю.

Это приводило к тому, что Конрад находился рядом с кузиной гораздо больше времени, чем ему полагалось как капитану.

Он стал понимать, насколько грустные мысли одолевают Делору, когда она остается в одиночестве и, к своему удивлению, стал сопереживать ей.

Заходя к ней в каюту, он видел, как страх уходит из глаз девушки.

Посмотрев на мачты, он вновь заметил ее. По кораблю девушка ходила в синем плаще, отороченном горностаем, с капюшоном, так же отделанным белым мехом.

Мех обрамлял ее лицо, придавая девушке вид неземного существа; впечатление рассеивалось лишь когда она улыбалась, и в уголках рта появлялись озорные морщинки.

— Она прекрасна! Прекрасна! — говорил он себе, неся долгие ночные вахты. — Как я могу отдать ее в руки чудовища?

Постепенно, из глубин памяти поднимались воспоминания о том, что еще он слышал о лорде Граммеле, воспоминания о деяниях настолько отвратительных и тошнотворных, что Конрад гнал их прочь.

Тем не менее, он не мог полностью избавиться от подобных мыслей; раздумывая об участи Делоры, он считал, что гораздо более честным поступком будет выбросить ее в пучину морскую еще до прибытия в Антигуа.

По крайней мере она умрет чистой и невинной.

Такие мысли терзали Конрада по ночам. Днем же он проклинал собственное малодушие и истеричность, заставляя себя думать, что судьба Делоры — не его дело.

Те же думы терзали и девушку.

К тому времени все молодые офицеры на корабле влюбились в пассажирку, и даже матросы провожали ее взглядами, когда она прогуливалась по палубе.

Конрад старался смотреть на мачты, хотя глаза его невольно провожали фигурку Делоры, пробиравшейся по юту между тремя шлюпками; она двигалась необычайно грациозно, несмотря на то, что море заметно волновалось.

Конрад уже несколько раз просил Делору не выходить на палубу во время сильной качки, но она лишь смеялась, говоря, что воспитывалась в сельской местности.