– Я здесь насрать могу, а потом заместителю по идеологии сказать, чтоб убрал. И уберет ведь! – донеслось из динамика.

Хряк застыл, как городничий, парализованный ужасом в последней сцене гоголевского «Ревизора».

– Я – Сан Саныч Хряков и на всех с прибором клал! Сейчас я на орбите, сейчас моя власть. Хошь казню, хошь милую! Я – президентская вертикаль в этой дыре. Я – король в вашем долбанном Быкохвостове! – продолжал хрипеть диктофон.

– Что это? – председатель попятился к окну. – Что это?

– Компромат, Сан Саныч. – усмехнулся Чубей, вставая. – Наше вам с кисточкой!

Когда Хряков оправился от шока, посылать погоню за Мишкой было поздно. Сан Саныч рванулся к телефону и набрал номер начальника РОВД.

– Мелкокалиберный? Срочно ко мне! Беда у нас!

– Бесполезно, Кеша, – предупреждал он молодого инспектора. – Эту хренотень в Нижних Чмырях не искоренишь. Гнали и гнать будут. Тут другая тактика нужна. Если врага нельзя победить лобовым ударом, надо затесаться в его ряды, войти в доверие и взорвать преступное сообщество изнутри!

Предшественнику Иннокентия удалось настолько гармонично влиться в ряды самогонщиков и завоевать их доверие, что к моменту выхода на пенсию от дыхания участкового вяли комнатные растения, а поднесение ко рту инспектора спички было чревато взрывом.

Иннокентий перенял тактику наставника, сделался не только постоянным клиентом «родничка» Леокадии, но и штатным сотрудником главной самогонщицы Быкохвостовского района. Он следил за порядком при отпуске горячительного напитка и поименно знал тех, от кого можно ожидать нарушений дисциплины.

Смену власти в деревне Порядкин воспринял спокойно. Избиение Чубея накануне его прорыва во властелины села и председатели сельхозкооператива могло сказаться на карьере Иннокентия, однако Оторвин ничем не выразил своего неудовольствия. В благодарность Порядкин целиком и полностью поддержал политику, проводимую нижнечмыринским руководством, принял активное участие в ликвидации «Красного пахаря» как животноводческой точки. Рьяно занялся избирательной кампанией Чубея и теперь чувствовал себя полноправным членом героической команды бывшего пастуха.

Мелкокалиберный встретил Иннокентия отеческой улыбкой, предложил сесть и начал расспрашивать о службе, житье-бытье и печках-лавочках.

– Зарплаты-то хватает? – поинтересовался Максим Максимыч, постепенно переходя к делу.

– Да как вам сказать, – пожал плечами Порядкин. – Вроде и грех жаловаться, а вроде и…

– Звездочка тебе на погоны нужна, сынок. Давно заслужил ты ее. Осталось только последнее испытание. Если сдюжишь – быть тебе майором!

– Испытание? Так я готов! А в чем дело?

– Дело в вашем новом председателе. Буреет он не по дням, а по часом. Совсем землю под ногами чувствовать перестал. В депутаты рвется, райисполкому массу неудобств доставляет, а между тем… Кто такой Чубей-Оторвин? Обычный, мать его так, преступник. Помнится, ты его сам не так давно на воровстве колхозного добра за руку ловил.

– Было дело, – кивнул Порядкин. – Только вы сами, товарищ полковник, приказали тому делу хода не давать.

– А теперь! – Мелкокалиберный встал и выпятил грудь вперед. – А теперь приказываю: раскручивай на полную катушку! Чтоб изолировать этого нижнечмыринского обалдуя минимум на год! Пусть его в «зоне» депутатом параши сделают. И главное, Кеша: диктофон у Мишки конфискуй, изыми без шума и пыли. Прослушивать запись тебе не обязательно. Просто мне доставь диктофончик и можешь считать, что приказ о присвоении тебе очередного звания уже подписан.