Изменить размер шрифта - +

— Ранен? Куда?

Лейтенант, болезненно морщась, потрогал правое плечо.

— А почему молчал?

Взводный опустил голову.

— Ну что ты будешь делать с этой скромницей, — выругался ротный. — А ну-ка, снимай шинель. Сержант, у тебя руки чище моих. Осмотри его и перевяжи, если надо.

Воронцов задрал гимнастерку, протер тампоном, смоченным в шнапсе, небольшую продолговатую рану, из которой торчал плоский зазубренный осколок. Ротный посмотрел, сказал:

— А почему — в спину?

— Мины везде рвались, — ответил Могилевский, не поднимая головы.

— Что? Мутит? — спросил Воронцов.

— Слегка.

Воронцов чувствовал, что лейтенант дрожит, и сунул ему в руки фляжку, в которую налил трофейного самогона, слегка разведенного водой. Слишком крепкий он не любил — сушило горло и потом часто хотелось пить.

— На, глотни. И потерпи. Осколок надо выдернуть. Легче станет.

Воронцов попытался выдернуть засевший в плече взводного небольшой осколок, но ничего не получалось. Рана кровила, и пальцы соскальзывали. Тогда он прихватил осколок зубами и потянул его, выдернул и выплюнул на снег. Прижал рану марлевым тампоном.

— Нужно, чтобы посмотрел врач, — сказал Воронцов лейтенанту.

Но ротный, поглядывавший на операцию, махнул рукой:

— Ничего. Рана поверхностная. Царапина. Приказываю тебе, Могилевский, остаться со взводом.

— Есть остаться со взводом, — по-прежнему не поднимая головы, ответил взводный.

Лейтенанта начало колотить. Ему нужно было в санчасть. Но приказывал здесь не Воронцов. Он закончил перевязку. Кожа лейтенанта вконец посинела.

— Готово. Одевайся. Выпей еще, сколько сможешь.

— Благодарю вас, — кивнул ему лейтенант.

Старший лейтенант Солодовников сполз вниз, в траншею, сунул в потертый футляр бинокль, сказал:

— Сержант, ты стрелял из снайперской винтовки? Немецкая? Трофейная?

— Трофейная.

— Покажи-ка ее мне. Ни разу не видел. Говорят, сильная оптика.

Воронцов отодвинул ящик, вытащил винтовку с зачехленным прицелом. Ротный сдернул чехол, посмотрел в прицел.

— Патроны есть?

— Нет. Все выстрелил во время боя.

— Видел, видел… Нервы у тебя, сержант, железные. А снайпер с той стороны человек шесть наших положил. Все — в голову. Разрывные… Он уже неделю всей роте покоя не дает. — Ротный подбросил винтовку. — Знаешь что, сержант. Вас сейчас в штаб полка поведут. Оружие прикажут сдать. Тем более что оно у вас все немецкое. Штабные и тыловики растащат на трофеи. Они там, вдали от передовой, любят щегольнуть перед девками взятым с бою… Так что оставь мне ее. Есть у меня один, в первом взводе, вроде тебя. Тоже сержант. Пусть хоть отпугнет этого снайпера. Каждое утро — один-двое убиты и столько же раненых.

— Она мне жизнь спасла. — Воронцов взял винтовку из рук ротного, погладил приклад, похлопал ладонью по стальной накладке. — И не раз.

— Не сохранишь ты ее. А нам она послужит.

— Хорошо. Но я за ней еще вернусь.

— Будь по-твоему.

 

Глава тридцать первая

 

Иванок поправлялся быстро. И дело было, скорее всего, вовсе не в лекарствах. Раненых хорошо кормили. А еще явственно сказывалось внимание Тони, которая, пользуясь каждой свободной минутой, тут же прибегала к разведчику, как Иванка вскоре стали называть бойцы, соседи по палате. Девушка то приносила какую-нибудь хорошую весть, то влетала в палату с кружкой горячего сладкого чаю и толстым сухарем.

Быстрый переход