А потом… Потом стало еще хуже. Но, давай по порядку. Итак, где-то там, в глубине веков, слабаки додумались до одной простой вещи: нам нужно объединиться. Причем, тайно – без какого бы то ни было участия сильных. Опыт оказался настолько удачным, что Клан существует и поныне. Миллионы слабаков вместе – представляешь?!

– Миллионы? Не может быть! Как столько лет можно хранять тайну?

– А в том-то смысл замысла: не нужно ничего скрывать. Сильным просто не интересны дела слабаков – понимаешь? Нас как бы нет! Они смотрят сквозь нас, как сквозь стекло! Вот ты, ты знаешь, сколько тварей живет в земле у тебя под ногами, насколько сложна организация этой подземной жизни? Ты знаешь только: есть какие-то муравьи, мыши, кроты да черви. А как они влияют на твою жизнь?

– Но… Пример, мне кажется, несколько…

– Натянутым? Пускай! Только ведь в отличие от кротов, даже у самых законченных слабаков есть разум…

Некоторое время молчали. Чтобы переварить услышанное, пришлось хватануть еще водки. В голове уже слегка плыло.

– А, все-таки, зачем он нужен, этот Клан? Вроде клуба по интересам? Где бездарности друг с другом в шашки играют?

Хиляк криво улыбнулся:

– Ну, отчасти так и получается. Только создан Клан с другой целью. Чтобы защитить нас…

– В смысле?

– Дать шанс выжить. Я тебе скажу одну вещь, и ты прими ее как данность. Если бы не Клан – нам с тобой не жить бы в этом мире.

– Ну, по-моему, это преувеличение… – довольно развязно возразил я. Хотя что-то в душе тревожно екнуло.

Пожалуй, водки на этот раз хватит.

– Никакого преувеличения, – серьезно сказал Хиляк, и, поправил шляпу – будто это могло служить дополнительным аргументом. – Помнишь Спарту?

– Это… где хилых и некрасивых детей сбрасывали в пропасть? Но это же несерьезно…

– Еще как серьезно. В Древней Спарте нас уничтожали в младенчестве. В диких племенах мы гибнем сами собой – не доживая до совершеннолетия. Иногда это создает иллюзию – будто слабаков никто и не трогает. А зачем их трогать, если они сами дохнут?

Реальная проблема начинается тогда, когда наступает цивилизация, и нас становится слишком много. Вот тогда сильные начинают нас замечать. И понимают, что не хотят тратить на нас ресурсы, кормить, одевать нас. Наше присутствие начинает попросту раздражать… Что интересно, общество очень стыдится говорить прямо – «слабаки». Обычно нас сваливают в одну кучу с другими «врагами общества». Так уж вышло – мы всегда первыми попадали под раздачу.

Когда-то нами занималась инквизиция. Почему колдуны, ведьмы, те, кого почем зря объявляли еретиками, не могли за себя постоять? Да в том-то и фокус – большая часть из них – наши несчастные собратья.

– А как же Джордано Бруно? – блеснул я, уже не вполне ровным голосом.

– Вот именно! Запомнили только сильных. Остальные просто удобрили почву собственной плотью… Потом, много позже, явился Гитлер – и, сам знаешь, все повторилось по старому сценарию. Вспомнили даже Спарту – нас стали убивать во младенчестве…

– Да, очень похоже… – поразился я.

Я был готов поражаться чему угодно – ведь рядом тикал метроном Ловца.

– Такова наша печальная судьба. Всю историю человечества, вольно или невольно, анималы боролись со слабаками.

– Зачем же бороться с нами? Что мы можем сделать сильным?

– Я рад, что ты, наконец, сказал это – «мы»! Как ты не понимаешь? Сам факт нашего существования вызывает неприятие сильных.