Право же, забавное зрелище. Только смеяться нельзя: этот мальчишка обрел смысл жизни в своей странной работе. И это неплохое начало карьеры для безнадежного слабака, к тому же придавленного немотой.
Осторожно прикрыл дверь, прошел на кухню. Настроение было безнадежно испорчено – вся надежда на чашку крепкого кофе. Налил воды в чайник, включил. Уставился в окно, облокотившись на подоконник.
Унылый осенний двор. Унылые люди, спешащие на унылую работу. Только нам унывать некогда…
– Кто приходил?
У Томы редкий талант – неслышно подкрадываться сзади. Живем вместе уже месяц – а я все никак не привыкну.
– Да так, ничего особенного… – проговорил я, оборачиваясь.
Ее руки уже тянулись, чтобы обнять меня. Красивые, нежные руки… Только я нарочно не смотрел на них – чтобы не видеть жутких багровых рубцов. Черт, надо заставить ее сделать «пластику» – раз и навсегда избавиться от этих «заметок на память».
Да, она резала себе вены. И, наверное, именно я спас ее. Странный случай. Предпочитаю думать, что это судьба. Хотя бы потому, что так оно и есть. Я тогда проходил очередное испытание перед инициацией, работал в одном из «телефонов доверия».
И позвонила она.
Почему-то я сразу понял, что девушка на том конце провода не шутила. И так быстро я еще никогда не бегал. Вообще-то, за спасение отчаявшихся слабаков у нас отвечают Ловцы – тогда у меня не было этого звания. Но все равно, я успел раньше. Хорошо, что порезы были не слишком умелыми – некоторые просто выковыривают вены и кромсают их в лапшу…
Тогда я просто выполнял свою работу и думал, что спас еще одного отчаявшегося слабака.
Но, оказалось, нашел нечто большее.
– Ну, раз ничего особенного, значит, так оно и есть, мой ковбой, – она притворно вздохнула и поцеловала меня.
Нет, так из мужика можно просто веревки вить. Наверное, у меня, сейчас совершенно идиотское выражение лица. Или, черт его знает, мою странную натуру – сверкающий взгляд кинолюбовника…
Это в нормальной человеческой среде она чувствовала себя никому не нужной, потерянной. Но мы – два сапога пара. И теперь в моем доме она – полновластная повелительница.
– Депеша пришла, – говорю. – Из центра. Алекс-Юстасу. На ковер вызывают.
– Ого, – она делает огромные глаза. – Значит, надо ехать. Форма одежды – парадная?
У нее такие глубокие глаза… Просто поразительно, что у какой-то сволочи хватило совести довести ее до последней черты.
– Форма свободная, – улыбаюсь. – Чрезмерного пафоса могут не понять. Тем более, не знаю, чего от меня хотят…
То, что меня вызвали «на смотрины» к самому Владыке, нисколько не радует, но и не является сюрпризом. Во-первых, меня давно уже ничего особо не радует. А во-вторых, я терпеть не могу всякого рода начальство. Пусть оно даже родом из слабаков. А, может, как раз это, напротив именно поэтому. Ну, и в третьих, настораживает такое вопиющее нарушение иерархии.
Я давно подозревал, что от меня хотят чего-то особенного. Чего-то большего, чем от других слабаков. Меня слишком быстро ввели в Клан. Слишком быстро стали поручать серьезные задания – будто торопились поскорее проверить меня, обкатать, как новенькую «иномарку»…
Конечно, с дисциплиной у слабаков обстоит похуже, чем в организациях сильных. Хотя, возможно, здесь просто принцип такой – неряшливости, ватности, размазанности – чтобы не было за что ухватиться. Ведь известно, что Клан распространяет свое влияние по всему миру, за исключением, пожалуй, совсем уж черной Африки и прочих джунглей. Не случайно там до сих пор вовсю продолжают резать и жрать друг друга. |