— Я знаю. Мы сначала в шутку решили чертями одеться и старух напугать, что пришли куличи крестить, а потом так есть захотелось… Это Колька с Семеном яйца и куличи потырили, пока нас бабки полотенцами по спинам стегали.

— Не делай так больше.

— Я помню, мам.

Через день мама уехала. В среду утром Сашка, надев на плечо сшитую из старого пальто сумку, закрывающуюся на большую пуговицу, побежала к тете Нюре. Постучавшись в окно, закричала:

— Теть Нюр, откройте!

— А что не через дверь? — спросила дородная тетка, выпуская на волю аромат от свежеиспеченных булочек, которыми она торговала на железнодорожной станции.

— В школу опаздываю.

Через минуту Сашке протянули стакан теплого молока, которое она выпила залпом, а на ладошку положили такую маленькую булочку, что даже в ее детской руке она казалась крошечной. Испытывая небывалое разочарование, Саша даже забыла поблагодарить тетю Нюру и отошла от окна, так и держа открытой ладонь. Если бы не пробегающие мимо одноклассники, Саша не заметила бы, что идет в обратную от школы сторону. А булочку даже не пришлось откусывать, она целиком поместилась во рту, и уже к началу первого урока девочка сомневалась, съела она ее или где-то обронила.

Возвращаясь из школы, Саша заметила, что все соседи начали подготовку к зиме — месили глину с соломой. Девочка огорчилась: осеннюю замазку крыш делали все поселковые одновременно, и только нерадивые хозяйки откладывали трудное дело «на потом». А Саше очень не хотелось, чтобы злые языки судачили об их семье.

Два дня девочка таскала воду из колодца и ходила на кладбище за глиной (только там она была желтая и гладкая как смола), а потом месила ее ногами с соломой, чтобы сделать замазку не хуже, чем у соседей.

— Сашка, ты с крыши не свалишься? — спрашивала ее тетя Степа, приходя за козьим молоком.

— Нет, я осторожно! — откликалась Саша, разравнивая и утрамбовывая глину деревянной лопаткой, время от времени посматривая, что делают соседи.

К ночи, полумертвая, но довольная, что завершила работу, она спустилась вниз. Искупавшись в бочке, что стояла у сарая, едва дотащилась до постели, впервые пустив в нее Колчака. Сашке было одиноко. Немного поплакав, подставив мокрое лицо псу, который со старанием вылизал слезы, девочка наконец-то заснула. И снилось ей, что война кончилась, папа и его брат вернулись с фронта, а мама вместо мужских штанов и фуфайки снова надела красивое платье.

— Саша, Саш! — рядом с кроватью стояла соседка. Колчак спросонья залаял так громко, что испугавшаяся девочка, запутавшись в простыне, кубарем скатилась на пол.

— Теть Степа, что случилось?

Заплаканные глаза соседки только добавили страху.

— Вася умирает. Сегодня всю ночь не спал. Колбасы просит.

— У меня нет, — сказала Саша, еще не понимая, чего женщина хочет от нее.

— Милая, съезди в город, купи ты эту колбасу проклятую, — тетя Степа встала на колени.

— Мне в школу, и за булочкой еще зайти надо…

— Пропусти школу, а? И хлеба я тебе дам с яйцами, только съезди в город.

— Манька не доенная…

— И Маньку подою, и индюков покормлю. И Колчака. Деточка, помоги.

Под причитания тети Степы, Саша вытащила из школьной сумки учебники и, положив туда деньги на колбасу, отправилась на железнодорожную станцию. До города, если ехать на поезде, час от силы. Но в кассе восьмилетней девочке билет продать отказались, и Сашка, подумав, побежала к излучине реки — там железнодорожное полотно делало крутой поворот, и на опасном участке все поезда притормаживали.