– Петрилло этот сидит вон там, – мстительный Арайя указал камчадалке на Миру.

– Ух Педрилло так Педрилло, – заголосила Буженинова и засмеялась.

Так к сеньору Пьетро Мире, придворному шуту, с благословения Бужениновой, прилипла новая кличка «Педрилло».

Сам Пьетро сидел рядом с Иваном Балакиревым. Они тихо переговаривались.

– Славно мы с тобой Левенвольде одолели, – прошептал Балакирев. – Весь двор до сих пор смеется. И никто не знает, кто автор сей шутки.

– И хорошо, что не знает. Левенвольде мог нам с тобой отомстить.

Спектакль начался и все замолчали. Итальянские музыканты и актеры старались, и действо императрице понравилось. Она особенно пожаловала своего капельмейстера Арайю и певицу Марию Дорио.

Буженинова снова заворчала:

– Чего девку то худую жалуешь, матушка? Все они чужестранки-поганки таковы.

– Не ворчи куколка. Девица Дорио поет отменно.

– И наши вот пошли заграничных девок себе таскать, матушка. Чего тебе певичку здесь не сыскать-то? Так нет. Все иноземок по заграницам ищут. И женятся все больше на иноземках. А я то незамужняя. Сколь прошу тебя, матушка, сыскать мужа мне. Мне и наш сойдет.

– А кто на иноземке то женился, куколка? Я про то не слыхала.

– А ты ни про что не слыхала, матушка. Князь Голицын Мишка из иноземщины возвернулся в Москву да с женой новой. Вот! – выпалила Буженинова.

Лицо императрицы сразу стало строгим. Веселость государыни пропала. Она хорошо помнила о князе Михаиле Голицыне. Отыскала взглядом генерала Ушакова.

– Андрей Иваныч!

– Я здесь, государыня-матушка!

– Что это моя Буженинова про Мишку Голицына болтает? Он в Москве?

– Про то мне ничего не известно, государыня! – гаркнул в ответ Ушаков.

– А про памфлет мерзостный его сочинения, в коем он меня, императрицу всероссийскую, позорит, ведомо тебе?! И про то, что в Европе смеялись надо мной, сей пасквиль прочтя? И Мишку в домах знатных принимали, где он хулу на меня возводил. Про то тебе не ведомо? А мне шутиха о его приезде в Россию сообщает. А ты ничего не знаешь? Так?!

Ушаков пал на колени перед Анной и стал ловить её руку.

– Прости матушка. Виноват.

Лицо императрицы налилось краской, и на помощь Ушакову пришел Бирен.

– Анхен, – прошептал он. – Не стоит тебе так гневаться. Ведь ничего такого и не случилось. Мало ли кто в Россию въезжает и выезжает из неё? Андрей Иванович все разузнает.

– Разузнаю, матушка, – взмолился Ушаков.

– Чтобы сего дня гонцы в Москву были снаряжены. И Мишку Голицына под конвоем в Петербург доставить! Здесь я его за слова, да за памфлеты отблагодарю примерно!

***

Князей Голицыных и князей Долгоруких императрица Анна не любила. Да и не за что их было любить. Были они её врагами. И именно они знатнейшие из знатных в России предложили самодержавие в империи ограничить в 1730 году после смерти императора Петра II.

Они заставили её, вновь избранную императрицу, подписать условия – кондиции – по которым власть её ограничили. Но гвардия российская и среднее дворянство не дали тому свершиться, и сразу по приезде в Москву Анна кондиции разорвала и провозгласила себя самодержавной.

А князь Михаил Алексеевич Голицын в то время за границей обретался и памфлет сочинил про Анну и про сестер её Екатерину Ивановну и Прасковью Ивановну. Анна того не забыла. Она умела помнить оскорбления, нанесенные лично ей и её семье....

***

– Он говорил, – продолжила императрица тихо, дабы слышать её могли лишь Бирен и Ушаков, – что мой отец царь Иван Алексеевич детей породить не мог по слабости телесной.