– Кстати, Анхен, пришло прошение на твое имя. Прошение от имени Натальи Борисовны Долгорукой, урожденной Шереметевой.

Анна терпеть не могла имени Долгоруких и поморщилась от досады.

– Наталья Долгорукая жена врага моего Ваньки Долгорукого?

– Она, Анхен. Но муж её по твоему слову казнен, а она с детьми малолетними в Сибири обретается. И просит отпустить её из ссылки на Москву в дом родственников Шереметевых. Все же она дочь лица знаменитого, фельдмаршала Шереметева.

– Пусть весь выводок поганый долгоруковский передохнет в Сибири.

– Но, Анхен. У тебя радость такая. Принцесса наследника ждет. В честь того праздника и прости можно княгиню Долгорукую.

– Ладно! – согласилась царица. – В честь праздника жалую Наташку Долгорукую своей милостью. Пущай со чадами своими в Москву едет. Но в Петербурге ей бывать запрещаю! Заготовь мой указ. Я подпишу.

– Он уже готов, Анхен. Вот он.

– Ох, и хитер ты, герцог!

***

Во время маскарада и фейерверка императрица много смеялась. Она сама пила вино и требовала того от других. В тот день при дворе, кто желание имел государыне угодить, должен быть пьян. Ибо радость была великая. Наследник престолу зачат!

Императрица сорила деньгами. Шуты в тот день такоже были награждены.

Лакоста кувыркался с карлами. Буженинова тузила Новокшенову. Квасник ободрал хвост любимому попугаю императрицы и птица стала смешно кувыркаться при этом. Анна не наказала шута за то, но швырнула ему кошель. Квасник как всегда не согнулся даже чтобы подобрать подарок царицы и быть бы ему за то битым. Не любила Анна гордецов особенно ежели на них были шутовские чулки. Но кошель ловко подобрал Кульковский и опустил себе в карман. Это вызвало новый взрыв смеха.

Шут Апраксин подошел с жалобой на сеньора Миру к царице. Она была в настроении хорошем.

– Матушка всемилостивая. Позволь мне получить мое с Адамки Педрилло.

– Свое? А он тебе должен, дурак?

– Двух попугаев он у меня взял на время, матушка. А попугаи те дороги. Один в 20 рублев, а иной в 35 рублев!

– И он тебе их не отдал? Эй! – Анна хлопнула в ладоши. – Где Адамка?

– Да здесь я, матушка. А Апраксин все врет. Я ему птиц его отдал через месяц.

– Отдал? А чего же дурак мой на тебя жалуется? – Анна посмотрела на Апраксина.

– Дак он их ощипал матушка, и все перья с них пооборвал, отчего оба попугая и околели.

– Да на кой тебе их перья, Адамка? – засмеялась царица.

– Но они месяц гостили в моем доме и ели мою еду, матушка. Вот я взял в возмещение за прокорм месячный с них верхнее платье!

Все, кто это слышал, залились смехом и первой была императрица. Он долго хохотала и на радостях швырнула Апраксину перстень с большим бриллиантом в возмещение убытка.

Услыхал сие и истопник придворный Олсуфьев и такоже с жалобой на Пьетро Миру полез. Он пал на колени и подполз к трону. Императрица прекратила смеяться и спросила милостиво:

– А тебе чего, Олсуфьев?

– Дак мне всемилостивая государыня-царица Педрилло нос разбил. Ни с того ни с сего по роже моей заехал.

– И чего желаешь?

– Да пусть мне за то 100 рублев пожалует, – попросил истопник.

– Что скажешь на сие, Адамка? – императрица ожидал новой шутки.

Пьтеро посмотрел на герцога Бирона и тот его понял. Он вытащил из кармана своего кафтана кошелек и бросил его шуту.

– Здесь 200 монет золотом! – сказал Бирон.