– Но я сама его за Тредиаковского простила. Сей пиит слишком зарвался, и милостей моих не ценил.

– Но, Анхен…

– Нет, Энест! Хватит, не то я рассержусь! Ты лучше последний анекдот про шута Адамку послушай.

***

Год 1740, январь, 20-го дня. Санкт-Петербург.

Большой прием у государыни императрицы.

Анна Ивановна вечером на приеме придворном появилась в алом парчовом платье и с бриллиантовой короной в прическе. За ней пажи несли шлейф. Все приглашенные склонились в низком поклоне, после того как церемониймейстер провозгласил:

– Ея величество государыня, императрица всероссийская Анна Иоанновна!

Императрица села на трон. Рядом с ней как всегда пристроились Буженинова, Новокшенова, Юшкова, и два арапчонка, недавно подаренных султаном турецким.

Пришло время раздавать награды отличившимся на войне.

– Многим я обязана воинству российскому что чести и славы нашей не посрамили! И потому наградить достойных желаю. Пусть солдаты армии моей неделю гуляют за мой счет! Он всех тягот служебных на сии дни солдат и офицеров освободить! Двери кабаков для них распахнуть! Я сама за все выпитое и съеденное расплачусь!

Секретари записали волю императрицы.

–Высокородный герцог Курляндии и Семигалии! – произнесла потом Анна. – Приблизьтесь к трону!

Бирон был одет в серый камзол с серебром, на его кафтане сверкали ордена, и букли пышного седого парика опустились при поклоне, и с них посыпалась серебристая пудра.

– Герцог! За многие ваши советы полезные и за службу верную, жалую вам в благодарение сумму в 2 миллиона рублей!

Бирон низко поклонился. Он знал, что думают сейчас многие из придворных. Мол, Бирон ни капли крови не пролив, два миллиона от казны заработал.

– Прости, матушка-государыня, раба твоего! Не могу я столь много от тебя принять. Сие превыше заслуг моих скромных. Я ведь с турками не сражался. И потому лишь сто тысяч от щедрот твоих принять могу.

– Скоромность твоя, герцог известна. Пусть будет по-твоему! А ты, Андрей Иваныч, за услуги твои чего просишь?

Анна посмотрела на своего вице-канцлера.

– Я не достоин награды большой, матушка-государыня, – ответил Остерман, потупив взор свой.

– Но чего просишь для себя, вице-канцлер?

– Мне токмо служба твоя, матушка, дорога. То честь великая, и тем я уже тебе благодарен. А иной награды мне не надобно.

– Хорошо, Андрей Иваныч, жалую сына твоего кавалером ордена Александра Невского. Коли для себя ничего не желаешь, то пусть сын твой награду имеет.

Остерман низко поклонился императрице.

– Фельдмаршал!

Миних выступил вперед и поклонился. Этот честолюбец не собирался быть скромным.

– Ну, фельдмаршал, проси для себя награды! Хоть тебя награжу по царски, раз иные столь щепетильны.

– Прошу у тебя, матушка-государыня титула герцога Украинского! – выпалил Миних и бухнулся на колени.

Анна посмотрела на Бирона. Все знал её Эрнест!

– Бога побойся, фельдмаршал. Не собиралась я империю свою на куски рвать. Али шутки надо мной шутишь? Денег тебе не надобно ли?

– Что деньги, матушка?

– Жалую тебе 150 тысяч рублей и чин подполковника лейб-гвардии полка Преображенского, в коем в полковниках я сама состою!

Тон императрицы был такой, что Миних понял, отказываться от подарка нельзя, хотя он рассчитывал на большее.

Затем императрица пожаловала фельдмаршала Ласи, многих генералов и полковников, отличившихся на войне.