– Да я, матушка, про то и толкую! Стоит умных людей продвигать!

– Но ты в сем проекте царя Ивана Грозного ругаешь и говоришь, что подобное правление повториться не должно. Так? Али я не поняла чего?

– То верно, матушка. Правление Грозного было вредно для России, – согласился Волынский.

– А, знаешь ли, Петрович, что и меня с Грозным царем сравнивают? – императрица внимательно посмотрела на своего кабинет-министра. – Стало и мое правление – зло?

Тот сказал:

– То неправда, матушка-государыня. Ты милостивая царица. И токмо злые языки могут то сказать.

– Не лукавь, Петрович. Не лести я жду от тебя, но правды.

– Могу ли, и посмею ли соврать тебе, государыня?

– Не знаю того, Петрович. Хочу тебе верить и возвысить тебя желаю. Но есть в тебе нечто, что меня настораживает.

– Вернее меня нет слуги у тебя, матушка! – горячо заявил Волынский. – И я буду верен корени царя Ивана. В том надежу имей.

– Иди, покуда, Петрович! Я думать стану над проектом сиим. А тебе вот пока от щедрот моих. Возьми!

Императрица указала на шкатулку. Волынский взял её и сразу почувствовал тяжесть.

– В ней 20 тысяч рублей, Петрович! Они твои. Знаю, что долгов у тебя много и потому дарю тебе деньги для погашения оных!

– Благодарю тебя, матушка-государыня! – Волынский низко поклонился.

В этот момент в кабинет вошла без стука Буженинова. Она была чистой на этот раз, и на её лице и руках не было грязи. Волынский понимал, что совсем не дура была Авдотья Ивановна. Грязной она ранее хаживала, ибо так ей выгодно было. Нынче она княгиней стала.

– А вот и куколка! – улыбнулась императрица.

Буженинова метнула на Волынского ненавидящий взгляд и сказала:

– Волынка плохо играет матушка! Пора волынку выбрасывать.

Императрица засмеялась шутке. Артемий Петрович позеленел от обиды.

– Я матушка, знаю сплетни новые, – сказала Буженинова. – Много чего произошло за дни сии.

– Иди, Петрович. Служи верно, и я не забуду о тебе!

– А что до моего проекта, матушка?

– Я разберу его и подумаю. Иди, Петрович.

И выпроводила кабинет-министра. Уж больно царица любила свежие сплетни….

***

Год 1740, февраль, 10 -го дня. Санкт-Петербург.

У ГЕРЦОГА БИРОНА.

Герцог Эрнест Иоганн Бирон приказал слугам паковать вещи. Он был настроен решительно. Анна сама советовала ему ехать в Митаву. Он имел с императрицей разговор серьезный.

Анна искренне Бирона любила, и высылала его токмо из-за любви своей. Она так и говорила:

– Ты, Эрнест, ради сына нашего Карлуши и других детей твоих Петра и Гедвиги должен на Митаву отбыть. Я пока жива, то все ладно. Но ежели скоро помру?

– Курляндия от России зависит, Анхен.

– Но ты герцог там, Эрнест. И русские не смогут сожрать тебя там. А здесь они могут быть беспощадными. Волынский тебя сожрать желает и другие не лучше.

– Так защити меня!

– Что я могу если умру, Эрнест? Мне надобно на кого-то наследника оставить, что племянница в утробе своей носит. Родители его не годятся для того.

***

Но в полдень к Бирону в кабинет явился банкир Либман.

– Вы, ваша светлость, куда-то собирались?

– В Курляндию!

– А я? – спросил банкир. – Что будет со мной и с теми, кто пользуются твоим покровительством, Эрнест?

– Лейба! Меня выгоняет сама императрица! Вчера она со мной говорила и предложила уехать! Могу ли я после такого остаться.