– Я согласен на Бестужева-Рюмина, граф. Пусть он будет тайным советником. Но Волынского еще никто от должности кабинет-министра не отстранял. Сие может сделать только сама императрица.

– Война с Волынским уже началась, граф. И Анна лишит его не только поста кабинет-министра, но и головы. Дайте срок….

***

Год 1740, февраль, 11-го дня. Санкт-Петербург.

Либман и Буженинова.

Авдотья Ивановна Буженинова, нынче ставшая Голицыной, по-прежнему, свою обязанность лейб-подъедалы исполняла. И она помнила услугу Либмана и всяческое содействие ему при дворе оказывала.

Она явилась в покои обер-гофкомиссара, как и было назначено. Там её уже поджидал Лейба.

– Вас никто не видел? – спросил Либман, закрывая двери за шутихой.

– Нет. Я могу быть незаметной. Не первый год при дворе живу.

– Как государыня приняла проект Волынского?

– Не шибко хорошо. Не нравится ей он. Они много с Волынским про сие спорили. Но то не главное. Не с тем пришла. Прознала я, что Волынский в своем дому родословное дерево рода своего нарисовать велел.

– И что с того? – не понял шутиху Либман. – Многие знатные особы родословные деревья рисуют.

– Не понял ты меня, а говорят, что умный ты. На том дереве, что ему Гришка Теплов, намалевал, свой род Волынский от персоны некой древней выводит.

– И что сие за персона? – спросил банкир.

– Имени я не запомнила. И не в том дело. Главное, что получается – Волынский наш нынче родом самой императрице не уступит. А для чего оно ему? Может и сам он на корону империи метит, когда матушка помрет?

Либман ахнул. Ай да шутиха! Вот где заковырка на которой Волынский споткнется, да и шею себе на том сломает!

***

Год 1740, март, 5-го дня. Санкт-Петербург.

Кляуза.

Андрей Иванович Ушаков, генерал и начальник Тайной розыскных дел канцелярии немало кляуз и доносов на своем веку прочитал. Но то, что принес ему обер-гофкомиссар Либман, выходило за рамки даже для Ушакова.

– Я знаю про то, что герцог Бирон коему вы служить изволите, не любит кабинет-министра Волынского. Но сей кабинет-министр особа высокая. До него нынче руками не достать.

– Вы хорошо слышали, что я вам рассказал, господин Ушаков?

– Вы обвиняете кабинет-министра в страшном преступлении, господин обер-гофкомиссар.

– Не токмо обвиняю, господин генерал, но доказать то могу. Кабинет Министр Волынский заказал свое генеалогическое древо. И древо сие некий маляр Гришка Теплов на его стене в его дому изобразил. И род свой Артемий Волынский выводит от некого Дмитрия Боброка-Волынского, что в боярах еще при Дмитрии Донском состоял. А стало быть, род свой древне Романовых почитает.

– То не преступление, господин Либман. Многие князья свои роды от Рюриковичей и Гедиминовичей ведут. А те рода древнее рода Романовых будут.

– Но кабинет-министр Волынский не имеет отношения к Боброку-Волынскому и на то я отписку из Академии наук имею. В «Бархатной книге дворянства российского» написано, что род от Дмитрия Боброка-Волынского ведомый пресекся еще в середине века XVII-го.

– И что с того? В чем здесь государственная измена, господин Лтбман, – все еще ничего не мог понять Ушаков.

– Артемий Волынский желает до власти дорваться высшей токмо монархам положенной. Он свою родословную поддельную состряпал и затем став регентом и в императоры себя предложит! Царской власти он жаждет, а матушка-государыня ему верит. И для того верных престолу людей он извести желает.

Либман бросил на стол мешочек.

– Что сие? – спросил Ушаков.

– Яд цикутой зовомый! И принадлежит сие кабинет-министру Волынскому и хотел тем ядом он герцога Бирона отравить.