–Я не участвую ни в каком заговоре! Я музыкант, а не заговорщик! И прибыл я в Россию не для заговоров!

– Тогда скажите мне, кто вам приходил? И кто советовал меня похитить?

– Это был Жан де ла Суда!

Мира едва не закричал от радости. Де ла Суда! Конфидент Волынского! Вот она цепочка, о которой говорил Либман….

***

Год 1740, март. Санкт-Петербург.

В Тайной розыскных дел канцелярии.

Ушаков лично вел допрос камердинера Волынского. Дело было слишком серьезное, чтобы кому-то его доверять. Тот говорил много и признавался во всем. Его лишь один раз на дыбу вздернули, и он «запел». Но Ушакову был надобен «заговор противу государыни».

– А скажи мне, Иван, кто на дому у господина твоего собирался почасту?

– Дак многие бывали у него, ваше превосходительство. Мое дело малое. Холоп я барина моего. Чего я сделать то мог? – глотал слезы камердинер.

– Но кто более всего бывал в доме барина твого?

– Его сиятельство граф Мусин-Пушкин бывал часто

– Президент коммерц-коллегии? Топильский записал сие?

– Точно так, Андрей Иваныч! Записал. Президент коммерц-коллегии граф Мусин-Пушкин, – отозвался писавший пыточные сказки Топильский.

– Еще кто? Далее сказывай! – приказал камердинеру Ушаков.

– Часто бывали архитектор Петр Еропкин, офицер горного департамента Андрей Хрущев, адмирал Федор Соймонов, секретарь кабинетный Иоганн Эйхлер, да переводчик кабинета министров государыни Жан де ла Суда. Еще и статский советник Василий Татищев бывал почасту.

– И что говорили они про государыню?

– Дак много чего говорили. Я слышал, как на даче у барина моего адмирал Соймонов царицу Мессалиной назвал.

– Мессалиной? – переспросил Ушаков. – Сие кто такая? Что за имя? Топольский?

– Не могу знать ваше превосходительство, – ответил тот.

– Мессалина сие женщина такая в Древности в Риме проживала. И известна была сия особа распутством своим, – пояснил холоп Волынского.

– А те про сие откель ведомо? – спросил Ушаков.

– Да барин меня грамоте учил. По-французски я разумею, и по-немецки. Я многие книги иноземные читал. И про Мессалину мне ведомо, – честно ответил крепостной Волынского.

– Стало быть, Соймонов про государыню сказал, что она баба распутная. Так? Так понимать слово «Мессалина» надлежит?

– Да, – согласился крепостной. – Это адмирал и имел в виду!

– Так и запиши, Топильский, назвал государыню императрицу «непотребной девкой» и «гулящей женщиной». А ты, голубь, мой далее говори!

– Дак чего говорить?

– Кто еще изменные речи говорил? Вот скажем Еропкин? Что он на слова Соймонова сказал? Заступился ли за честь государыни-матушки, как верноподданному положено?

– Нет. Он на то ничего не возразил.

– Стало быть, он с теми словами был согласен? Стало быть, и он нашу всемилостивую государыню назвал «непотребной девкой» и «гулящей женщиной»? Да за такие слова «слово и дело» надобно орать было!

Топильский записывал. Скоро Ушаков государыне свой доклад представит. И тогда ему позволят брать иных людишек по делу сему. И слова холопа Волынского подтверждение найдут….

***

Следующим Ушаков велел привести к нему Гришку Теплова.