Пауза. Он слышал дыхание Кренны, а еще – едва различимый лязг оружия, шелест листьев да ругань на трех языках. Слов было не разобрать, но тон не оставлял сомнений – прикладывали крепко.

    – Шестеро, – ответил наконец майор. – Двое ранены, но все боеспособны. Тех, кто не мог шевелиться, я сам… того…– он прикрикнул на своих людей, и гомон смолк. – Жду еще пятерых. Должны подойти от скал. С тех, где тебя ловили.

    – В лесу сидишь?

    – В лесу. Поганый тут лес, сырой… Хуже, чем в Анголе. Зато трясин полно.

    Есть, где утопиться. Каргин оставил это замечание без комментариев.

    – К северу от входа в бункер – свалка. Перед ней – болото, дальше – лес.

    Позавчера там парня пристрелили… кто-то из твоих, Пирелли или Горман расстарался…

    – Горман. Я помню это место.

    Каргин посмотрел на часы, потом бросил взгляд на Вершины утесов.

    – Встретимся в лесу, напротив свалки, через двадцать минут. Согласен?

    – А разве у меня есть выбор? – буркнул Кренна и отключился.

    Они сошлись на лесной опушке в тот момент, когда над скалами мелькнула тень “оспрея”. Сделав круг над островом, машина набрала высоту и скрылась в затянувших небо облаках, но не на севере, а на западе, со стороны океана. Было непохоже, что самолет отправился во Фриско. Впрочем, по утверждению коммодора, Спайдер летел в другое место, но тоже очень уютное.

    В какое именно, Каргин не знал и, по большому счету, не интересовался. Глядя в лицо Кренны, он думал сейчас о том, что у наемников судьба неблагодарная – все они с давних пор были не просто пушечным мясом, а мясом третьего сорта, какое швыряют в самую грязную из мясорубок войны. И там, кружась и вращаясь под стальным ножом, они ломали друг другу кости, а временами, заключив перемирие, пускали кровь хозяевам. Все зависело от обстоятельств: вчерашний друг мог обернуться врагом, вчерашний враг – другом. Ну, не другом, так союзником…

    – Похоже, тебя кинули, майор, – сказал Каргин, оглядывая солдат, столпившихся за спиной бельгийца. Мартина Ханса он среди них не заметил. Хмурые физиономии башибузуков были грязны, и от того казалось, что все они – на одно лицо, и даже вовсе не люди, а черти, удравшие от своих котлов и сковородок.

    Кренна хищно оскалился. Дрогнула тонкая нитка усов над верхней губой.

    – Кинули нас обоих, капитан. Надеюсь, ты хоть без аванса не остался? Нет?

    Ну, и я кое-что ухватил… Надеялся, будет больше, да дьявол с ними, с деньгами! Унести бы кости целыми!

    – Унесешь, если пороху хватит. И кости унесешь, и деньги, – пообещал Каргин. – Давай-ка прикинем диспозицию: мы – здесь, в кратере, а на западных склонах – двести десантников, и во дворце – наш наниматель. Твой и мой. Но не один… С ним пожилой джентльмен, важная личность, босс. Тот самый, которого вы у озера пришибли.

    – Живой?

    – Вполне.

    Бельгиец нахмурил брови, пошевелил усами.

    – Верится с трудом… Горман две ракеты всадил… От пожилого мсье даже вставной челюсти не осталось.

    Пришлось описывать майору ситуацию и убеждать, что челюсть у мсье цела – челюсть, скальп и прочие части тела в полном комплекте и, невзирая на возраст, в приличном состоянии.