После похорон Архимандритов наконец прилетел на отдых. При встрече со своим ведущим референтом, капитаном 1-го ранга Румянцевым, он как-то обыденно сказал:

— Ты знаешь, а Константинов после той встречи с тобой высказывал добрые отзывы о тебе. (В голове Румянцева сразу же вспыхнуло видение: Ангола, кабинет, он один на один, маршал протягивает ему пистолет: рискни, нажми на курок, авось выиграешь… и сильная взаимная симпатия, которую не нужно объяснять, не нужно анализировать). Сказал, что из тебя был бы неплохой офицер, если бы ты состоялся в ВМФ. Но это все прошлое и никогда не вернется. А нам с тобой надо говорить о делах. Отдых у нас будет потом. Так что можно позавидовать душе ушедшего от нас маршала, он на отдыхе, а нам — работать.

Глава 34

Прилетевший на отдых Архимандритов остановился на своей вилле «Черный лебедь», находившейся вблизи Мацесты. Его референт Румянцов, получив приказ явиться, сел в закрепленную за ним «Волгу», стоявшую в санаторном гараже, и, на большой скорости разматывая кавказский серпантин дорог, примчался к боссу.

Он въехал на закрытую, куда никто из сторонних не мог проникнуть, территорию. Его взору предстала изящная двухэтажная вилла в окружении широколистых пальм и клумб, густо усаженных причудливыми экзотическими цветами.

Архимандритов находился в беседке; чтобы пройти к ней, его референту пришлось прогуляться по аллее, в конце которой стоял не ожидаемый в подобных романтичных местах классический херувим и тому подобная полагающаяся скульптурная композиция, а сосланный за ненадобностью после XX съезда партии огромный беломраморный бюст товарища Сталина, украшавший площадь Мацесты.

Недалеко от беседки, где любил сидеть Архимандритов, оборудован чайный домик на случай дождливой погоды, хотя до самой виллы не более нескольких десятков метров. Каперанг вошел и доложил о своем прибытии; после чего, следуя жесту босса, сел в кресло. Между ними стоял чудесно инкрустированный стол, на его блестящей поверхности имелись виды китайских гор в отполированной ранней дымке, в центре — извергал тягучий сургуч струй водопад; окаймляли это произведение искусств порхающие с дерева на дерево павлины. Такими творениями талантливых рук можно любоваться часами.

В беседке был оборудован грот, как раз возле него и сидел Арсений Алексеевич. Он нажал кнопку на своем кресле, и из ниши грота выехал, словно большой поднос, бар, открывая всевозможное напитки и закуски — от черной и красной икры в малюсеньких розетках до мороженого и конфитюров. Среди массы спиртных и прохладительных напитков можно было найти даже вытяжку из рогов молодых оленей, повышающую потенцию. Как всегда, поражала коллекция вин, составленная из бутылок массандровских погребов князя Голицына и магарачских винных погребов адмирала Грейга, лучших виноделов Крыма XIX века.

Арсений Алексеевич протянул руку и достал из бара свой любимый старинный французский коньяк «от Людовика XIV», поставил на столик рюмки с алмазом и кристалликами золота внутри хрустального донца. Угощая Румянцева, Архимандритов сказал обыденным тоном:

— Мне иногда кажется, может, зря я тебя вырвал тогда из военно-морского училища. Из тебя действительно бы получился замечательный офицер флота. Ты знаешь, а Константинов после той встречи с тобой выказывал добрые отзывы о тебе. Сказал, что из тебя был бы неплохой офицер, если бы ты состоялся в ВМФ. Но это все прошлое и никогда не вернется. А нам с тобой надо говорить о делах. Отдых у нас будет потом. Так что можно позавидовать душе ушедшего от нас маршала, он на отдыхе, а нам — работать.

Они выпили, не чокаясь, словно приняли первую за упокой маршала.

— Я вот думаю, за что тебе давать второй орден Красного Знамени? Ну, первый ты получил за Вьетнам, за порт Хайфон, — иронично улыбнулся Архимандритов.