– Помогите! – кричал он. – Помогите, король умирает!

– Воды! Скорее воды! – закричал Цетег и, быстро схватив пустой кубок, бросился с ним к бассейну, хорошенько выполоскал его, чтобы в нем не осталось ни капли вина, и затем принес его королю, который лежал теперь на руках Кассиодора, между тем как Корбулон поддерживал голову Камиллы.

Молча, в ужасе стояли кругом придворные.

– Что случилось? – раздался вдруг крик Рустицианы, которая только теперь вышла на берег и подбежала к дочери. – Дитя мое, что с тобой?

– Ничего, – спокойно ответил Цетег. – Только обморок. Но молодой король умер. Повторился припадок его прежней болезни.

Книга третья

АМАЛАСУНТА

Глава I

Всю ночь просидела Амаласунта молча у гроба сына. Гроб был поставлен в обширном подземном помещении, низкие своды которого поддерживали колонны из черного мрамора. Дневной свет никогда не проникал сюда, теперь она освещалась факелами. Здесь всегда подготовляли к погребению тела членов царской семьи. Посреди комнаты стоял каменный саркофаг с телом молодого короля. На нем была темно-пурпуровая мантия. В головах лежали его меч, щит и шлем. Старый Гильдебранд положил венок из дубовых ветвей на темные кудри. Бледное лицо умершего было прекрасно в своем торжественном спокойствии. В ногах его, в длинном траурном одеянии, сидела королева-регентша, склонив голову на левую руку, правая же бессильно опустилась вниз. Она не могла больше плакать.

Утром в комнату вошел беззвучными шагами Цетег. Обстановка повлияла на него: в нем заговорило сострадание, но он быстро подавил его. Тихо приблизившись, прикоснулся он к опущенной руке королевы.

– Ободрись, королева, ты принадлежишь живым, а не мертвым. Амаласунта с испугом оглянулась:

– Ты здесь, Цетег? Зачем ты пришел?

– За королевой.

– О, здесь нет королевы, здесь только убитая горем мать, – с рыданием вскричала она.

– Нет, я не могу поверить этому, – спокойно возразил Цетег. – Государству грозит опасность. Амаласунта покажет, что и женщина может пожертвовать своим горем отечеству.

– Да, она это сделает. Но взгляни, как он прекрасен, как молод! Как могло небо быть так жестоко?

«Теперь или никогда» – подумал Цетег и громко прибавил: – Небо не жестоко, а строго и справедливо.

– Что хочешь ты сказать? Что сделал мой благородный сын? В чем смеешь ты обвинять его?

– Я? Я – ни в чем. Нет. Но в Святом писании сказано: «Чти отца твоего и мать твою и долголетен будеши на земли». Вчера Аталарих восстал против своей матери, оказал ей неуважение, – и вот сегодня он лежит здесь. Я вижу в этом перст Божий.

Амаласунта закрыла лицо руками. Она от всего сердца уже простила сыну его неповиновение. Но слова Цетега сильно поколебали ее и вновь пробудили жажду власти.

– Ты повелела, королева, закрыть мое дело и отозвала Витихиса назад. Витихису, конечно, следует быть здесь. Но я требую, чтобы мое дело расследовалось публично, это мое право.

– Я никогда не верила твоей измене, – ответила королева. – Скажи мне только, что ты не слыхал ни о каком заговоре, и на этом все будет кончено. Цетег немного помолчал, а затем спокойно сказал:

– Королева, я знаю о заговоре и пришел поговорить о нем. Я нарочно выбрал этот час и это место, чтобы сильнее запечатлеть в твоем сердце доверие ко мне. Слушай. Я был бы дурным римлянином, и ты сама презирала бы меня, королева, если бы я не любил более всего на свете свой народ, этот гордый народ, который и ты, иностранка, также любишь.