Из этого состояния его могли вывести только несколько сильных затрещин, которые любил
отвешивать подопечным воспитатель Муха, либо ночь в карцере.
Тимуру хотелось поежиться — и от холода, и от страха, но показывать свой страх этой троице ни за что нельзя, и он просто молча смотрел на них.
Плохо, что нет ни кастета, ни хотя бы палки. Да сейчас бы и кусок обычного плинтуса пригодился! Без оружия Тимур чувствовал себя голым.
— А не хочет малыш дубинкой по попке? — спросил Игорюля, внезапно посерьёзнев, и тут же, как по взмаху волшебной палочки, в руках троицы
появились короткие дубинки, которые в интернате мастерили из ножек детских табуреток, плотно обматывая их изолентой. — И по шее? И по спине?
— И по ребрам, по ребрам! — захихикал Чикатило, пустив изо рта пузырь. Тупое лицо его стало совсем даунским.
Взгляд Тимура метнулся из стороны в сторону. Голые стены, потёртый вишневый линолеум на полу, потолок с лампочкой, окно…
Окно.
Рэмбо не выдержал — Игорюля с Чикатило только шагнули к Тимуру, а он уже бросился вперёд, замахиваясь дубинкой.
Тимур прыгнул на подоконник. Не так-то это легко, когда тебе двенадцать лет, но страх придал прыти — и он сиганул, как заяц. Оказавшись сбоку
от Рэмбо, который находился ближе всех к окну, скинул с себя расстегнутую рубашку и, вцепившись в концы рукавов, перебросил ему через голову. И
рванул что было сил.
Рэмбо повернулся, задев дубинкой оконную раму. Тимур дёрнул его, и Рэмбо со всей дури вмазался лбом в стекло.
Оно треснуло. Толстая белая линия зигзагом взлетела вверх, нижнюю часть покрыла паутина трещин.
Потом стекло осыпалось, накрыв осколками затылок и шею повалившегося грудью на подоконник Рэмбо. Дубинка упала рядом, присевший Тимур схватил
её и огрел Рэмбо по башке, то есть по осколкам, которые хрустнули, вминаясь в кожу. Потекла кровь.
Закричал Чикатило, свистнула дубинка, и Тимур, выпустив свое оружие, кубарем полетел с подоконника, когда Игорюля ударил его по плечу.
Получилось очень сильно и очень больно. Правая рука онемела, перед глазами заплясали яркие огоньки, они жужжали и всё норовили залететь внутрь
его головы. Тимур встал, закусив губу, чтобы не кричать. По лицу текли слёзы. Игорюля наступал на него, перепуганный Чикатило, наоборот, пятился,
Рэмбо пытался подняться, держась за башку, и глухо рычал, как зверь.
Дубинка валялась далеко в стороне, тапочки слетели, когда прыгал на подоконник. Тимур лягнул Рэмбо пяткой в живот. Игорюля замахнулся. С
лестницы донёсся топот.
Тимур и сам не понял, как это произошло. Он сделал всё без обдумывания — повернулся и схватил торчащий из оконной рамы длинный тонкий осколок.
Выдрал его из щели, до костей порезав пальцы, и полоснул Игорюлю по щекастому лицу.
Потом жужжащих огоньков стало больше, они набились в голову Тимура и стали носиться там, истошно гудя, и он совсем перестал видеть, а когда
огоньки немного схлынули, Рэмбо корчился под окном, Чикатило бежал прочь, а Игорюля с воем пятился, прижимая ладони к окровавленному лицу.
С лестницы выскочили Муха и директор интерната, которого все называли Стылым. То ли фамилия у него была такая, то ли кличка — Тимур не знал. Он
выпустил осколок, удивленно поглядел на разрезанные пальцы и перевел взгляд на Стылого. |