Изменить размер шрифта - +
Интересно, что директор делает здесь ночью?
     — Он на нас напал!
     Стылый схватил Тимура за плечи — правое от этого заболело так, что жужжащих огоньков снова стало больше, — и толкнул к стене. Все звуки были

глухими, далекими, будто из-под земли.
     — Он на нас напал!
     Тимур вдруг понял, что это кричит присевший на корточки Игорюля, и постепенно до него стало доходить, что происходит.
     — Мы в туалет шли, звон услышали и сюда повернули, а он как выскочит! На нас бросился!
     Тут будто плотину прорвало — звуки стали очень громкими, хлынули лавиной вместе с возмущением и злостью. Тимур закричал:
     — Врёт! Они первые!…
     — Ну ты совсем оборзел, Шульга! — с какой-то даже радостью воскликнул Муха, пытаясь отвести ладони Игорюли от его лица, чтобы увидеть рану. —

Посмотрите, Лаврентий Степанович, недавно тарелкой по голове ударил, а теперь вообще до крови исполосовал мальчонку…
     — Шульга, как ты мог? — спросил Стылый, наклоняясь к Тимуру. Серое, невыразительное, какое-то пустое лицо его пошло мелкими тёмными пятнами. —

Ты же едва не убил человека. А что с Рамбовским? У него тоже кровь!
     Более-менее он пришёл в себя только в карцере. Муха так толкнул его в спину, что Тимур растянулся на холодном полу. Из коридора доносился

неразборчивый бубнёж Стылого. Муха сзади сказал:
     — Конец тебе, сопля. Мы тебя сгноим. Не мы — так отец Игоря закопает за городом.
     Он бросил на пол порванную рубашку и пнул Тимура в бок. Дверь захлопнулась, скрежетнул замок. Некоторое время Тимур лежал неподвижно, потом

перевернулся. Подтянул к себе рубашку, кое-как накинул на плечи, завязал рукава на груди, чтоб не спадала. Правое плечо вместе с рукой он просто не

чувствовал. Сел, попытавшись сложить ноги по-турецки, но накатила такая слабость, что пришлось снова лечь. Его тошнило, он сглатывал и всё пытался

пошевелить правой рукой, но не получилось. Пахло краской и застоявшейся грязной водой, какой она становится, если после мытья пола несколько дней

остается в ведре. Старый карцер в подвале ремонтировали, там потекли трубы, а в этой кладовке, где раньше хранили сломанные швабры с вениками и

другую рухлядь, под потолком было пыльное окошко с решеткой. До него не добраться, но хотя бы видно небо.
     Оно медленно светлело.
     Донёсся приглушенный звук мотора. Наверное, это приехал отец Игорюли и сейчас заберёт Тимура, чтобы закопать за городом, как обещал Муха.
     Он не то заснул, не то впал в забытье. Пришёл в себя от возни снаружи. Что-то стукнуло, раздался приглушенный возглас, сквозь толстую дверь

донеслось звяканье… Дверь распахнулась, и в кладовку вошёл Стас.
     Тимур поднялся на дрожащих ногах. В коридоре лежал, держась за голову, Муха, под стеной трясся Стылый, с разбитых губ его текла кровь. Он

громко икал, содрогаясь всем телом, и каждый раз изо рта брызгали красные капельки.
     Стас схватил Тимура за плечо, и мальчик вскрикнул.
     — Извини. — Стас взял его за левую руку и потянул наружу. — Ты как? Сильно побили?
     Стасу было семнадцать. Странно выглядел взрослый Стылый, со страхом глядевший на него и пытавшийся вжаться в стену.
Быстрый переход