|
Он пытался говорить о вещах, для которых в его лексиконе никогда не было подходящих слов, так как большую часть своей жестокой, полной насилия и крови жизни размышлял и говорил совсем о другом. — На нашем мире. — Нарыв? Ты совсем свихнулся? — Нарыв в пространстве! — повторил Филин. — Профессор в лаборатории так сказал. Ну, не так, но… смысл такой был. Через этот нарыв наше пространство как бы связано с бесконечностью. С той самой, из-за которой Зона появилась. И через «ментал» можно влиять, понимаешь? Чтобы аномалии возникали там, где тебе надо, гасить их, перемещать, мутантов гонять… даже выбросы устраивать! — Да что это за бесконечность такая?! Филин мотнул головой. Темнело, Боцман всё хуже различал выражение его лица. — Не помню слово. Она… оно… Профессор говорил — пространство информации. Как этот… Интернет, только объемный. И огромный. Информационные поля, всякая такая фигня. Не только Зоной — всем миром можно управлять. Надо только к «менталу» попасть да разобраться, что там к чему… — Тебе надо, — оборвал Боцман. — Что? О чём ты? — Я не хочу ничем управлять. Я только на жизнь себе зарабатываю, понял? На старость спокойную. — И сколько ты людей ради своей спокойной старости перебил? — усмехнулся Филин. — Да, бандит я. Потому что другого ничего не умею. Не научили, и сам не научился. Но я… Мне твоя власть не нужна. А ты если её добьешься, то тебе и на меня наплевать будет. Ты и меня в расход пустишь, как всех наших пустил. — Не я их убил! — Не ты, но погибли они из-за тебя. А я не собираюсь. — Ну тогда стреляй, — сказал Филин и ударил ногой по пистолету. Боцман выстрелил, пуля чиркнула главаря по плечу и улетела в тёмное небо — пока они говорили, наступила ночь. Филин надеялся, что от удара ослабевший помощник выпустит ствол, но этого не произошло. Тогда он ударил Боцмана пятерней в обожженное лицо и упал на спину. Вскрикнув, Боцман повалился на колени. А Филин развернулся и пополз между кочками. Бандит позади что-то прокричал, выстрелил ещё раз… Филин полз не оглядываясь. Через полсотни метров он притаился за большим кустом и стал высматривать Боцмана, уверенный, что тот преследует его. Но бывший помощник не показывался, и в конце концов Филин решился встать. Сделав несколько шагов, споткнулся обо что-то в темноте, едва не упал, присел на краю крошечной полянки между низкими зарослями. Кажется, когда-то давно кто-то разбил здесь лагерь… и вскоре погиб — то ли своей смертью, от голода или жажды, то ли убитый одним из многочисленных смертельных проявлений Могильника. Произошло это давным-давно: от тела, свернувшегося в позе эмбриона на середине полянки, остались только кости. А ещё от него осталось ружье-трёхлинейка с наполовину обрезанным стволом, но целым прикладом. Рядом стояла консервная банка с отогнутой круглой крышкой, такая ржавая, что к ней страшно было прикасаться — того и гляди рассыпется рыжим порошком. Но Филин к ней всё же прикоснулся, даже взял и потряс. |
