Изменить размер шрифта - +
Накинув гостиничный халат, он подошел к двери и, прежде чем открыть, на всякий случай спросил по-немецки:

— Was ist los?

— Именем революции — откройте! — гаркнул вдруг за дверью чей-то наглый голос. — К вам ЧК! У нас мандат.

Шутить так в швейцарской гостинице мог только один человек. Он и стоял в коридоре.

Юрка Иноземцев, дворовое прозвище Немец, лучший друг детства. Когда-то он важно объяснил Ледникову, что старинный род их идет от некоего рыцаря-иноземца, который вышел из варяжской земли и поступил на службу к князю московскому. Немец поразил тогда каким-то особым, удивительным взглядом на мир, с которым до этого Ледникову приходилось сталкиваться только в книгах. Но Немец был вполне реальным, дерзким, до крайности самоуверенным доказательством того, что мир этот с его законами вовсе не пропал бесследно, не развеян во прахе и тьме времен и с такими наследниками, как Немец, продержится еще долго. С юности у Немца было множество подруг, но почти не было друзей. Ледников был один из очень немногих. А может, и единственный.

Учился Немец, знавший три языка, в МГИМО. После крушения социализма от-куда-то объявилось множество его родственников, всякие там ветви, колена, роды, в том числе и за границей, так что после института он убыл на государственную службу прямо в город Париж. Но служить ему довелось недолго. Из-за нескольких скандалов, порожденных слишком вольным поведением и демонстративными связями с недобитыми родственниками, он плюнул на госслужбу, получил при содействии «графьев», «светлейших» и кузенов вид на жительство во Франции и занялся антикварным бизнесом. Началось все с огромной коллекции, которую ему оставил некий дальний родственник, как нарочно, наследник одной из самых славных российских дворянских фамилий.

Когда на ее основе Немец открыл салон «Третий Рим» к нему потянулись и другие эмигранты. Многие отдавали старинные вещи совершенно бесплатно — лишь бы не пропали, потому как их офранцузившимся потомкам они были совершенно без надобности.

Но на самом же деле «Третий Рим» был для Иноземцева только прикрытием. В условиях свободного мира в нем окончательно возобладал авантюрист и искатель приключений, высокомерно убежденный в своем превосходстве над всеми и в праве вертеть чужими судьбами. Правда, авантюрист с принципиально патриотическими убеждениями. Против своего любезного отечества Немец, несмотря на прозвище, никогда не работал.

Немец специализировался на новых русских эмигрантах, которые обосновались в Париже и на Лазурном берегу. Он собирал на них досье, выяснял связи, истоки и способы обогащения. Среди его «подопечных» был весь набор постсоветских нуворишей. Сам он приобрел среди них славу человека, для которого в Париже все двери открыты. Несколько раз на предоставлении конфиденциальной информации он заработал очень хорошие деньги и был теперь вполне обеспеченным человеком.

Российские спецслужбы, мимо которых не прошли его таланты, предложили ему сотрудничество — великосветские и деловые связи делали его весьма ценным источником информации. Он не нашел весомых причин им отказать. Но с улыбкой поставил в известность, что поддерживает связи и с людьми из французской контрразведки.

В общем, Немец представлял из себя некую спецслужбу из одного человека с неограниченной сферой деятельности и неясными никому, кроме него самого, полномочиями. Помощь он мог оказать любую. Если находил это нужным.

Несмотря на привычные шуточки, Немец смотрел на Ледникова своими прозрачнохолодными глазами совершенно серьезно. Он словно не изменился со школьных времен — такой же худой, стремительный, гибкий, словно стальной трос, скрученный из множества прочных отдельных нитей. Никого не боящийся, ничего не стесняющийся, но при этом холодно рассудочный, непрерывно считающий варианты, словно запущенный компьютер.

Быстрый переход