Через три дня после эффектной выписки, Усяй явился в домик на окраине города. Помятый опухший, но прилично одетый (надо заметить, что в одежду на два размера большую, чем обычно носил, и вовсе не в ту в которой покинул больницу), он заявился под вечер, немного трезвый и проспал до самого утра. Велес же не подавал признаков жизни – исчез с концами.
А спустя несколько дней, довольный и умиротворённый, чем-то одному ему понятным, он навестил мэра. Выслушав заверения, что новая броня будет доставлена к домику на окраине ровно через четыре дня, он заметил, что на улице осень и голуби уже не поют своих чудесных песен.
Мэр некоторое время пытался сообразить, зачем голуби перестали петь, и как с этим связана осень. Когда он вспомнил, что голуби не поют, а курлыкают, то, осторожно, просветил на эту тему Велеса. И Велес, радостно улыбнувшись, кивнул.
-А Таня сегодня надела синие-синие трусики! Правда, это мило?
Маньяк на всякий случай расстегнул пиджак. Он никогда не расставался только с одним предметом личного свойства – тем ножом, что резал себе грудь. Он понимал, что нож против его бывшего босса Велеса, оружие неподходящее, но знать, что успеет его выхватить если что, было всё же как-то спокойнее. Босс вёл себя несколько необычно. Если ему просто плохо, то скоро это пройдёт, но если всё гораздо хуже? Если это плохо, уже никогда не пройдёт?
-Мне снился сон, мой любезный друг, - почти пропел Велес, - я видел там мёртвых.
Маньяка прошиб холодный пот. Он вдруг сообразил, что Велесу очень плохо. Возможно даже, с головой. Возможно даже, совсем.
Впрочем, всё кончилось хорошо. Велес поинтересовался, закончила ли Лиза заказанную им работу, не забыл напомнить собеседнику, что она, на самом деле, сука, и исчез без следа. На этот раз ровно на четыре дня. Никто так и не узнал, где он пропадал всё это время. Но кое-кто мог бы рассказать об этом. Например, кое-что знал об отсутствии Велеса, билетёр на железнодорожной станции. Бродячий пёс, живший в тысяче километров от границ Зоны, мог бы поведать как некто прилично одетый, с грустными глазами и усталым лицом, покормил его с рук, вкусным сочным мясом. Этот добрый незнакомец гладил его и что-то говорил на своём, непонятном псу, языке человека. Но говорил он грустно и без угрожающих ноток в голосе. Пёс мог бы рассказать, что у человека на шее висела деревянная иконка на простой пеньковой верёвочке. Мог бы, наверное, но спустя неделю после того сытного ужина – единственного по-настоящему сытного ужина в жизни бродяги, пса размазало по рельсам колёсами электрички. Один человек на этом свете точно знал, где Велес находился в один из тех дней. Некто Юля Лапченко, с радостным визгом прыгнула на шею дяди Лёши, хорошо знавшего её трагически погибшего любимого человека. Дядя Лёша был его старым другом и это он рассказал ей, как на самом деле умер её любимый. Как храбро он защищал незнакомую девушку от уличных хулиганов и как один из этих подонков ударил её Сашу ножом в грудь. Дядя Лёша обещал наказать подонков и помог ей устроиться в жизни, когда Саши не стало. Юля была очень благодарна дяде Лёше и любила его как отца – разница в возрасте у них была не шуточной, лет пятнадцать. Как и всегда дядя Лёша пробыл в гостях совсем не долго и уехал неожиданно – так же как и появился…, больше Юля никогда не видела доброго и вежливого дядю Лёшу.
Велес прибыл в двухэтажный домик рано утром, сияющий и сегодня очень добрый, так что, когда он зычно проорал на весь дом, тем всех предупредив, что в течение десяти минут ждёт их на улице, а потом зайдёт в дом и начнёт валить всех кого попало, все сразу же побежали на улицу, по достоинству оценив его безгранично добрую душу. Ведь мог же зайти и просто начать стрелять – так нет, предупредил. Потому что добрый он в душе.
Когда все оказались на улице, в основном в той одежде, что успели впопыхах накинуть, Велес всем им сразу радостно улыбнулся и проговорил. |