Потом Марек понял, что вообще не нужно было пускаться в лингвистические изыскания, тем более — при Димке и Глебе. Потом — когда он уже, опознав в собеседнике деревянный стук тупости, аккуратно умел уклониться от общения.

Держать при себе знания, не давая им выхода, было обременительно. А знал Марек много — и русскую литературу за пределами убогой школьной программы тоже, и на всякую каверзную тему мог потолковать, вот, скажем, — сам ли Пушкин написал «Гавриилиаду», или пришлось отвечать за чужой грех; и точно ли грандиозные оды Державина на религиозные темы предназначались для декламации вслух, или же только для чтения…

Зильберман околачивался в конторе непонятно зачем. Видимо, скучал на пенсии. Он забредал в кабинеты бывших своих подчиненных и точно знал время уходить. Он сидел в баре для курящих с трубкой и выглядел мэтром на покое. Что и когда он в жизни сотворил — не помнил уже никто. Был сто лет назад Яша Зильберман, золотое перо молодежной прессы, вовремя не ушел из журналистики, зато журналистика от него ушла. Что писал, зачем писал — знал теперь только он сам. Но намекал, что работает над книгой. Все соглашались, что ему есть о чем рассказать человечеству, — но никто не просил дать кусочек на прочитку.

— Что слышно о косматых? — спросил Зильберман.

Это у них с Мареком была любимая тема — поиски допотопного человека по первоисточникам. В частности, отыскались следы в Ветхом Завете — плясали и скакали там по ночам в развалинах некие «косматые». Марек, сперва вычитав это в виде цитаты, усомнился, полез в Библию — проверять, зачитался и добрался до Экклезиаста. Тогда только сообразил, что больше в этой книге на «косматых» рассчитывать не стоит.

Очень обрадовавшись вопросу, Марек этак не навязчиво повел старика вниз, к бару, докладывая, что набрел на статью в журнале — так вот, если этой статье верить, «косматые» живут в наших широтах, прячутся в карстовых пещерах под болотами, а попадают в те пещеры вплавь, через норы, которые начинаются под водой. Но внутри там у них сухо и даже есть вентиляция. Там они рожают и воспитывают потомство по сей день, имея хорошие шансы пережить любую экологическую катастрофу

— Я бы не сказал, — возразил Зильберман. — Они ведь, если так, рыбой питаются.

И Марек, кромсая котлету, задал вопрос: чем отравлена океанская рыба — понятно, а что плохого в той, которая живет ну хотя бы на Псковщине, в никому не ведомых озерцах и речушках?

Зильберман неспешно курил и задавал новые вопросы. Заодно рассказал два хороших анекдота. Есть он не хотел, но взял в баре к кофе, как всегда, большую шоколадку и разделил ее с Мареком.

Должно быть, в детстве старика недокормили шоколадом.

Это была она, в своей короткой, мышиного цвета кофточке, под которой — темно-красный свитерок, высокое горлышко, но там, где рукав должен соединяться с этим, как его, туловищем, что ли, две прорехи, в которых так дерзко торчат два голых угловатых плечика. Она так ходит и на работу, и всюду.

А с ней шел мужчина ростом под два метра, но сказать «шел» — погрешить против истины. Перемещался. Он косолапил и соскребал ногами всю грязь с асфальта, он сутулился и вихлялся, будто у него позвонки не подпирают друг друга, а нанизаны на веревку, веревка же незримо зацеплена за крючок в небе.

Люди так не ходят, подумал Марек, это инопланетный монстр, который принял форму человека, но удерживать ее еще не научился и даже не понял, что у человека внутри есть кости и суставы.

Впрочем, иные люди ходят, даже нарочно вырабатывают эту расхлябанность, но у иных людей есть свои причины… весьма весомые причины…

Она и монстр подошли к дверям, над которыми угловатились экстравагантные буквы, с трудом увязываясь в слово «Марокко», произвели короткие переговоры, двери распахнулись.