Чтобы выйти из умственного тупика, я вынужден был предположить, что мое самоспасение - исключение из правил. Или чуть-чуть по-другому - дело обыкновенного случая. Тем более, что случаев этих в моей жизни было больше чем предостаточно.

    Однажды в том же пятилетнем возрасте я тонул в дождевой бочке, в которой воды было примерно на треть: пускал там кораблики, перегнувшись через край, потерял равновесие - и нырнул, оказавшись головой вниз, а ногами - в синее небушко. Ни туда, ни сюда… Вынули меня из бочки родители, находившиеся в эти мгновения не очень далеко от дома, на огороде. А так бы недолго я продержался на вытянутых руках, почти касаясь лицом вонючей воды и охрипнув от крика.

    В другой раз, уже лет в двенадцать, я тонул в полноводной весенней Кети и тоже остался в живых чудом - подвернулась под руку какая-то досточка, совсем небольшенькая, но именно она меня и спасла.

    Позднее чудеса стали поинтересней.

    * * *

    Однажды - это было в селе Казачинском Красноярского края - я сидел под большущим окном в прихожей коммунальной бани и ждал жену с дочерью, которые еще мылись. Они задерживались, и я потихонечку нервничал. Наконец дверь женского отделения отворилась, я поднялся, шагнул… И именно в это время полуторасаженная тяжелая внутренняя рама с грохотом и звоном стекла рухнула на то самое место, где я сидел секунду назад. До сих пор даже представить боюсь, что было бы с моим лицом, с моей головой, не поднимись я и не сделай всего только шаг.

    В том же Казачинском, где к тому времени я работал редактором районной газеты, поехали мы однажды с шофером Юрием Черняком в лесосеку, чтобы договориться с лесорубами насчет дровишек. Квитанции в леспромхозе у нас уже были выписаны, требовалось только «подмазать» бригаду, чтобы напилила не гнилого сосняка, а добротной березы и погрузила на машину не по десять кубометров, как помечено в квитанциях, а по возможности - больше.

    «Подмазка» двумя бутылками водки прошла успешно, валка березняка, раскряжевка и погрузка его на автомашину - тоже. Поболтав еще какое-то время с повеселевшей бригадой, мы с Юрой вслед за лесовозами тоже направились к дому.

    Наш редакционный брезентововерхий газик бежал по утрамбованному белому зимнику со скоростью километров под шестьдесят.

    И вдруг, откуда ни возьмись, на его пути по правую сторону возник длиннющий сосновый хлыст, лежащий вершиной на полотне дороги, а комлем опирающийся на высоченный придорожный сугроб. Мгновение - и наш автомобильчик, попав правыми колесами на хлыст, взлетел боком вверх и, перевернувшись там, ухнулся - крышей вниз - на дорогу.

    Легкая крыша, естественно, - в лепешку. Лобовое стекло - вдребезги. Но - удивительно! - ни я, ни Юра не получили даже царапины. Правда, только с некоторым трудом выбрались из-под побитой машины.

    А еще один раз (это было за несколько лет до Казачинского, когда я, студент Томского индустриального техникума, проходил практику на Артемовском руднике, что неподалеку от города Минусинска) мне предложили спуститься на пеньковом канате в дучку и сбить там ломом со стенок заколы. Дучка - это вертикальная горная выработка, проще - колодец, соединяющий горизонтальные выработки, а заколы - это куски треснувшей при взрыве породы, куски, которые едва держатся за монолит и которые в любой миг могут тюкнуть по голове проходящего внизу или поднимающегося по дучке.