А я его любил, Лося-то этого самого. Бывало, придет он ко мне:

    -  Федорович, пойдем на Ману сходим! Дня на три…

    -  Идем, - соглашаюсь. - У меня суббота свободна. В пятницу и отправимся, после работы…

    -  Только, Федорыч, без всякой еды… Хорошо? Ну, а воды там… по горло!

    -  Добро, Юрий Александрович…

    И идем мы с ним на Ману, без всякой еды, на три дня, на подножный корм: на черемшу, на прошлогодние орехи, на пучки борщевика и дягиля. Оба мы любили тайгу, природу безмерно. Как и Саша Видов…

    -  И я тебя прощаю…

    -  Ты мне скажи, Федорович, сколько с тех пор прошло? Ну, как я того-этого…

    -  Лось-Лосище, сегодня ровно десять лет…

    -  Что? Десять лет?! Вот мне и еще одна тема для наблюдений и исследований: «Время - категория субъективная». Или: «Время вне пространства»… Ты знаешь, Федорыч, я тут весь поглощен своей физикой. У меня нет времени, я занят, занят, занят… По объему сделанного я прожил тут не меньше сотни лет, правда, это была очень быстротечная сотня лет, совсем незаметная. Как там мои: Мишка, Аня, Алена? Уже все старики, наверно, старики… Привет им от меня… Ой, извини… Отсюда не возвращаются…

    Лось взял прямо из воздуха изящную керамическую чашечку, попил из нее и бросил за спину… Она исчезла в воздухе… Лось заметил мое удивление.

    -  Ты тут многому удивишься, главное, пожалуй, это неравенство: энергия исчезает без следа и появляется ниоткуда, как и материя…

    Лось развел руками, такие вот тут чудеса, уж не взыщи…

    -  А ты не хочешь со мной сходить? Есть тут прекрасные лазовые Столбы - скалы… Я хожу иногда… Знакомые бывают…

    И Лось исчез как-то совершенно незаметно, ушел от меня. Или я от него… Был вот и нет…

    И опять ведет меня тропа. Я иду и радуюсь своему одиночеству на этой прекрасной неведомой земле с потрясающе прекрасным климатом. Я иду, не устав любоваться расчудесной красоте картин первобытной природы. Тут не то чтобы радиация, химия, грязь или пыль не носятся в воздухе, тут и мысли человеческой не ощущается никакого присутствия. Древность. Конец мезозойской эры…

    В пальмовой тени, у нового родника, певучего, баюкающего, журчливого, в типичном оазисе я прилег отдохнуть. И, кажется, задремал…

    Когда я открыл глаза, передо мной на корточках сидел человек и пристально смотрел на меня.

    -  Я тебя узнал, - сказал он. - Ведь ты такой-то, - и называет меня полными именем, отчеством и фамилией… - А ты меня… узнал?

    Я всмотрелся. Я глядел, и что-то облетало с него, опадало, и из-под этой шелухи проглядывало давнее, знакомое, даже близкое. Я узнал его. Это был мой давний приятель. Мы учились с ним на курсах переподготовки военных переводчиков, еще в войну. Он собирался после войны в университет, на исторический факультет… Он погиб в Германии при невыясненных обстоятельствах. Мне об этом написал тогда же кто-то из совместных друзей.

    -  Вася! Неужели ты? Ты такой молодой… Господи!

    -  Узнал! - обрадовался Вася. - Сидел вот, смотрел, думал, не признаешь… Ну, что ж… Приветствую тебя в нашем субъективном мире, в нашей ирреальной и идеалистической Вселенной. Ты хоть знаешь, где ты?

    -  Нет Вася, не знаю.