Тем временем зашел разговор и о Нансене… Тема эта Виктора Петровича заинтересовала необычайно:

— А вы знаете, что Нансен зимовал у нас, в одном сибирском селе?

— Слыхал… А какое это имеет значение?

— Как это «какое»?! Молодой мужик зимовал в селе! Там же наверняка живут его потомки!!

Тут появился некий чин, то ли армейский, то ли из более интересного учреждения, и что характерно — нес красиво завернутые в бумагу белые генеральские валенки. Под крики «Виват!», многократные лобызания и выпивания, под крики восторга военный исчез так же внезапно, как появился, а вконец пьяный Моор стал обладателем валенок.

Но как безобразно ни напился Моор, а своеобразное мышление Астафьева очень вдохновило его на поиски потомков Нансена. «И правда! Надо поискать концы!» — думал Моор, предвкушая самые удивительные открытия. Единственное место, где хранятся документы, относящиеся как раз ко времени работы Нансена в Сибири и к его легендарной зимовке, — это, конечно же, краеведческий музей. Не успев прийти в себя от процесса получения валенок, норвежец договорился о работе с этими документами и начал долгий, унылый труд.

Архивные документы, написанные разными почерками, очень часто вовсе не для того, чтобы их читали, всегда непросто разбирать. Да еще на разных языках! Моор трудился самоотверженно, благо семья осталась в Норвегии, делать ему, кроме работы, было особенно нечего, и он стал работать чуть ли не круглые сутки. Договорился о свободном доступе в архив даже в вечернее время и работал, сколько было сил, — сначала с утра; когда день засыпал ему песка под веки, отдыхал; под вечер, когда сотрудники покидали музей, снова садился за дело.

И в этот вечер, когда все стихло, норвежский профессор сидел над старинными документами, один в помещении музея. Вдруг кто-то потрогал его за плечо. Профессор досадливо стряхнул руку — вот же он, драгоценный документ! Вот он! Его тряхнули за плечо сильнее.

— Да кто это?!

Возмущенный ученый повернулся. Перед ним стоял пожилой человек со значительным, тяжелым лицом, с бородой и длинными волосами. Вроде бы профессор уже когда-то видел этого человека.

— Не лезьте в чужие дела, — явственно произнес пожилой человек по-норвежски. — Не ваше дело, у кого и где есть потомки. Не лезьте… Вам понятно?

Возмущению профессора окончательно не стало конца и предела. Сделав рукой отрицающий жест, мотнув головой, он подбирал слова, чтобы убить на месте нахала. А пришелец заговорил снова:

— Говорю вам, не лезьте, куда вас не просят. Не ваше дело, и никому дела быть не должно… Пока говорю по-хорошему: положите документы и уезжайте домой.

Опять профессору показалось, что где-то он видел этого человека. Профессор начал было вставать со стула, на котором продолжал сидеть, как его собеседник внезапно… растворился в воздухе. Тут только профессор сообразил, с кем беседовал и почему этот человек показался ему таким знакомым.

Позже ученый совершенно не стеснялся признаться, что покинул здание музея в сильной спешке, оставив документы живописно брошенными на столе, и больше никогда к ним и не думал возвращаться. Через два дня он уехал на родину и, к сожалению, не появлялся в Красноярске с тех пор уже несколько лет. Не думаю, что главную роль сыграл тут страх перед призраком Фритьофа Нансена. Тем более, что он не стал больше «лезть, куда его не просят», и категорически отказывается открывать, к каким выводам уже пришел.