…Потому что, пока Рита обхаживала Хипоню, к машине Стекляшкиных решительным шагом и с независимым выражением лица направилась жена Динихтиса, семиклассница Танька. Ухо у нее все еще распухло и отвисало, как у сеттера, но в остальном узнать ее было непросто.

Таня шествовала в черной обтягивающей блузке, в черных же кожаных брюках, плотно обтянувших не по годам обширный зад. Волосы Танюша зачесала вверх, собрала в высокую прическу, добавлявшую ей несколько годков. Золото в ушах, золото на пальцах, золото на шее. Раскраска вождя сиу, вышедшего на тропу войны.

Весь облик Татьяны даже сам по себе уже демонстрировал что-то вроде «Нате!» или «Вот вам всем!». А ее спокойно-вызывающее, нагло-высокомерное размалеванное лицо только усиливало впечатление. Трудно описать, какой контраст составляла Танька и с Ириной, и с Тоней — в скромном платье, без вызывающего макияжа. Две нормальные девочки сидели каждая в своей машине, а тут вот подрулило вот такое…

Динихтис бежал в трех шагах сзади, с улыбкой виноватой и донельзя жалкой. С такой улыбкой, что Мараловы невольно отвернулись.

— Та-анечка, мой друг… Ты не очень там задержишься?

Танечка шагала с видом вызывающим и независимым.

— Та-анечка, мой друг… Ты меня слышишь?!

— Слышу, слышу, — замедлить шаг Танечка и не подумала.

— Та-анечка, мой друг… Ты не очень там задержишься?!

— Да не очень, не очень.

И Стекляшкин, и Мараловы, и Тоня уставились на нее, что называется, вылупив глаза. А Танька, довиляв задом до машины, непринужденно спросила:

— Вы не подбросите меня до Абакана? Я туда отдохнуть собиралась.

Никто не шелохнулся, и Татьяна снова обратилась:

— Пожалуйста, добросьте до Абакана! Я заплачу… Вот! — на ладони Таньки сверкнуло что-то каменное с золотом, редкое и дорогое. Динихтис улыбался так, что отвернулась и Ревмира, а Ирине стало жарко не только лицу — всей шее и груди тоже, так жалко ей стало Динихтиса.

— А тебе не рано одной отдыхать в Абакане? А, прелестное дитя? — разлепил наконец губы Маралов.

— Я уже в восьмой перешла! — почти что огрызнулась Танька. — Так неужели ни у кого не найдется местечка?!

— Н-ну садись…

С победным выражением лица Танечка плюхнулась в машину. Динихтис только жалко улыбался. С трясущейся головой, с нелепо выпяченным пузом он долго махал вслед машине. И та же жалкая улыбка не сходила у него с лица.

— Не вернется, — шептал Динихтис, махая вслед машине даже когда ее и след растаял.

И если бы Рита не так долго копалась в тряпках Хипони, она бы это уж точно увидела!

Впрочем, и приключения Хипони Рита изучила недостаточно… А приключения эти отличались, прямо скажем, некоторым своеобразием. Продолжение этих приключений начались в тот момент, когда доцент обнаружил, что дело будет иметь с дамой… И как не был раздавлен доцент, как ни был он обескуражен происшедшим, как ни плохо ему было, а тем не менее глаза его, независимо от его воли, начали излучать желтый блеск, а губы по многолетней привычке тут же сложились в сладкую улыбку.

Вдвоем они осмотрели барахло, сбыв которое, надеялся добраться до Карска доцент: три нестиранные черт знает сколько времени, подранные во множестве мест рубашки, полфлакона одеколона «Шипр», три соломенные шляпы от солнца, кокетливые желтые трусы с черным вышитым грибочком, маникюрные ножницы… Остальное потерялось, забылось в избушке, так и уехало в машине Стекляшкиных.