Впрочем, Бушкин было имя куда как известное. Прославился он книгами про Сибирь и разные приключения и считался основателем нового направления в литературе — «пиранизма». Первая книга, прославившая его имя, называлась «Пиранья около пробирки».

В этой книге черному, коварному, невыразимо гнусному доценту категорически отказывала очаровательная длинноногая дева, служившая подстилкой для всего закрытого городка. Образ жизни и поведение девы и водопады различных напитков, выпиваемых ею вместе со всем мужским населением поселка, пользовались полным пониманием и одобрением автора. Следовали смачные сцены, в ходе которых девицу использовали решительно во все отверстия, во всех позах, в постели, на полу, на стенках и даже зачем-то на потолке. Но вот спать именно с доцентом дева отказывалась напрочь. С кем угодно — но только не с ним.

Разъяренный доцент путем научных извращений организовывал Мрак и Шторм, в ходе которых должны были погибнуть и поселок, и городок, и его жители, и, может быть, вообще вся Сибирь. Тут бы всем и конец, но вмешивался сутенер главной героини, могучий капитан-афганец. Для начала разъяснив ученым, какой ерундой они все тут занимаются и предложив им коллективно пойти в свинопасы, сталевары, прорабы, а лучше всего — в вышибалы в публичных домах, капитан начинал ловить сбежавшего в тайгу доцента.

В тайге бегали свирепые волкопсы, гигантские змеи, обезумевшие местные жители палили по всем, кто появлялся в пределах досягаемости. Непостижимые эвенки убивали всех европейцев, чтобы принести их сердца и мозги в жертву своей золотой богине.

Капитан всем им давал морковки, собирал для них ебун-траву, показывал кузькину мать, загибал им салазки и выбивал бубну. Поймав доцента, капитан зачем-то взрывал его принесенной из Афганистана гранатой. Хотя, по описаниям самого же Бушкина, дело было с самого начала ясное и незачем было тратить стоивший денег боезапас. Вполне достаточно было отвести пойманного доцента в первый же публичный дом и попросить девок не очень его обижать.

Книгу прочитали с восторженным повизгиванием, изумляясь и пугаясь, и в один прекрасный день Бушкин проснулся ужасно знаменитым.

К чести Александра Сергеевича надо сказать, что он не почил на лаврах, а, едва успев пропить половину гонорара, сел писать новую книгу, «Пиранья из унитаза», еще страшнее и кровожаднее первой. А там пошли «Пиранья в банке», «Пиранья из космоса», и эти произведения вообще невозможно было читать, не подготовив баночек с завлекательными этикетками — «корвалол» и «валокардин». Вскоре установилась традиция: знатоки и ценители не открывали книг Бушкина, не сунув под язык таблетки валидола.

Но ведь читали! Отваливались от первых же страниц с бухающим сердцем, полчаса восстанавливали дыхание, а потом две недели ложились не потушив света и нервно вскрикивали во сне.

Но ведь читали! В Петербург он приехал, чтобы купить здесь машину, а археологи с восторгом наливали ему и называли фамильярно Сергеичем. Бушкин пришел в черной кожаной куртке и таких же штанах, словно играл в рокеров, несмотря на жару; добрые и хитрые глаза прикрывали черные очки. Ему явно было интересно, и если Бушкин начинал говорить, обнаруживал изрядные знания по истории… да и не только по истории. Мужик был незаурядный и способный.

Беда была в том, что время от времени Бушкин вспоминал, что наука — это ерунда, историей интересуются одни придурки, и что дубовые капитаны с одним рубцом на голове (и тем от фуражки) — это и есть соль земли. Тогда Сергеич замолкал, начинал гадостно ухмыляться и изо всех сил старался придать добродушной, умной физиономии выражение тупое и свирепое. Получалось плохо — хотя он и очень старался.

Даже наивному Володе было ясно, что дяденька играет… причем не рокера, это ясно, а своего же героя.