Так не бывает, но я же это видела. Кто в это поверит? Никто, я и сама себе уже не верю…»
Дверь в палату приоткрылась, и из темноты коридора скользнула Мария Афанасьевна. Маленькая, сухонькая, но ужасно добрая.
– Не спится, милая? – сочувственно прошептала она, присев в ногах кровати. – Спи, красавица, все уляжется.
– Не могу, – призналась Тамара, – так все в глазах и стоит. Собака эта проклятая, козлы бородатые, волки крылатые.
– А ты, девка, в себе свой страх не держи, расскажи кому‑нибудь, хоть воде в умывальнике, легче станет, – посоветовала нянечка.
– Говори – не говори, все равно никто не поверит. Да и какой нормальный человек хоть на минуточку согласится с существованием летающих среди бела дня волкокозлов, ворующих маленьких девочек с теннисных кортов, – вздохнула Тамара.
– А ты попробуй, – голос Марии Афанасьевны тихий и очень ласковый. «Точно такой был у моей бабушки», вспомнила вдруг Тамара. Ей даже показалось, что и не нянечка больничная сидит рядом с ней, а любимая ее бабуля Анна Михайловна. Сейчас расскажет бабушка сказку, придет сон, а утром все будет легко и радостно, останутся позади ночные страхи, и бабушка нальет на завтрак большую глиняную кружку холодного, прямо из погреба, молока.
– Что случилось у тебя, Томочка? – господи, какой голос‑то родной… И Тамара, неожиданно для себя, вдруг стала взахлеб рассказывать о происшествии на кортах, закончившемся для нее палатой в психушке, а для Алисы – полным исчезновением. Она говорила и говорила, всхлипывала, совсем по‑детски шмыгала носом и снова говорила. Слова и впрямь приносили облегчение, а то, что она уже не понимала – бабушка рядом с ней или милейшая Мария Афанасьевна, Тамару почему‑то совсем не волновало.
– Скажи, миленькая, – спросила бабушка‑нянечка, – а когда именно собачка превратилась в это странное существо – до того, как она схватила девочку, или в тот самый момент?
– Чуть позже, буквально через мгновение, – на секунду задумавшись, ответила Тамара. Она было так рада внимательному слушателю, не поднимавшему на смех ее слова, что готова была вспомнить самые мелкие подробности.
– А крылья, расскажи про крылья. Какие они были?
– Как у летучей мыши. Только очень большой мыши. Такие перепончатые, полупрозрачные и почти лысые.
– А почему ты никому не сказала о крыльях?
– А никто не спрашивал, – честно сказала Тамара, – да я и забыла про них. К тому же мне все равно никто не верит. Говорят, я сумасшедшая.
– Не бойся, деточка, ты совершенно нормальная, – успокоила нянечка. – Просто ты случайно оказалась не в том месте и не в то время. Сейчас ты заснешь и все‑все забудешь, а завтра проснешься совсем здоровой.
Приятный туман стал застилать глаза Тамары, прекрасный звон хрустальных колокольчиков коснулся ее ушей. Нянечка встала и собралась уходить.
Дверь в палату распахнулась, и на пороге появилась вторая Мария Афанасьевна с кучей градусников в стеклянной банке.
– Температурку меряем! – радостно сообщила нянечка номер два прямо с порога.
Тамара чуть‑чуть удивилась и посмотрела на тетю Машу у кровати. Нянечка проследила за ее взглядом, увидела себя в двух шагах от себя же, выронила банку с градусниками, перекрестилась и, тихонько охнув, упала в обморок прямо на пороге. Тетя Маша номер один подошла к бесчувственной тете Маше номер два, пощупала ее пульс, одним движением руки вернула целостность разбитым термометрам и банке и, помахав рукой оторопевшей Тамаре, растворилась в воздухе.
* * *
– Подъем, лодыри! – громыхала Варвара. |