Они встали посреди комнаты, Рональд взял ее за руку и достал какой‑то перламутровый карандашик. Взмахнул им в воздухе:

– Хочу… – но тут Алиса вырвала руку и бросилась в коридор.

– Моя ракетка! – вспомнила она, с грохотом ковыряясь в темноте прихожей.

– Поторопись! – каркнул Боря. – Скорей, скорей!

– Мне папа за нее голову оторвет, – Алиса вернулась уже с ракеткой, и встала рядом с Ронни. – Это же настоящий Киллер.

– Черт с ним, с Киллером! – Рональд схватил ее за руку, Боря вцепился в его плечо. – Давай скорей. Не только твой папа умеет головы отрывать, – он снова взмахнул перламутровым карандашиком. А мне вдруг очень захотелось, чтобы он прилетел не за Алисой, а за мной, чтобы за меня волновался и меня держал за руку. – Хочу в Москву к Варваре.

Они начали таять в воздухе. Ронни уходил, а мне стало грустно‑грустно. По Инсилаю я вовсе не тосковала, а здесь даже слезу пустила.

– Стоять! – голос маман громыхнул как гром среди ясного неба.

Ронни и Алиса замерцали каким‑то трехфазным мерцанием и замерли в этом своем мерцающем состоянии. Мамаша прошествовала прямо сквозь их полупрозрачные силуэты и подошла ко мне.

– Что здесь происходит?

– Не знаю, – я немедленно от всего открестилась. Не хватало мне еще обвинения в соучастии. Ронни, надеюсь, простит, если он, конечно, что‑нибудь слышит в этом своем полупрозрачном виде.

– А почему глаза на мокром месте? – подозрительная у меня мамашка и глазастая, как на грех.

– Страшно мне, – соврала я. – Все время что‑то случается, и тебя еще дома нет. Я боюсь.

– Свежо предание, – проворчала маман. Ни одному моему слову не поверила, ну и ладно, ей явно не до моего вранья.

Я тихонько уселась в кресло и, как примерный ребенок, положила руки на колени. Мамаша покосилась на меня, но ничего не сказала. Только едва взмахнула рукой. За спиной у меня что‑то загудело, и в тот же момент Алиса отделилась от Ронни и вместе со своей проклятой ракеткой завертелась по комнате, сворачиваясь в цветастую воронку. Через мгновение эта воронка влетела в здоровую керамическую дулю у меня за спиной, и гудение прекратилось.

– Это такой пылесос или мини‑смерч? – спросила я у маман, очухавшись от удивления.

– Это сказка, – лаконично ответила она.

– Волшебство? – уточнила я.

– Какое, к черту, волшебство! – Разозлилась маман. – Это сферическая камера автономного заточения конструкции Аладдин. СКАЗКА. До чего ж ты бестолковая!

Ага, я бестолковая. Это ты, мамуля, психуешь. Что‑то ты побледнела, дорогая, уж не боишься ли ты друга Ронни с его вороненком или перед глазами дух Варвары, в девичестве Маши, витает?

Маман уперлась взглядом в Ронни. Тут я испугалась по‑настоящему. Мамуля моя в ярости дама несдержанная. Я вскочила с кресла и, вроде как ненароком, пнула ногой мамашину вазу конструкции Аладдин. СКАЗКА завалилась на бок, не разбилась, правда, но грохоту понаделала немеряно. Маман на шум обернулась и от Рональда отвлеклась.

– А ну, брысь отсюда! – рявкнула она на меня, и ноги сами унесли меня в мою комнату.

Без волшебства тут не обошлось: я всем существом своим сопротивлялась перемещению и при этом летела быстрее ветра. Дверь за мной захлопнулась, с такой силой наподдав мне по заду, что я рыбкой нырнула в кровать. В гостиной зазвенело железо, грохнул гром, и что‑то зачавкало, как большое болото.