– Я бы даже сказал, это и есть пытки, – заметил Гелан.

– Вот именно что нет. Наши методы имеют совершенно другую цель. А именно – помочь человеку измениться, стать другим. Попутно, конечно, мы решаем задачу для вас. Но вас гэйн интересует как работник, а нас – как личность. Мы хотим помочь ему раскрыться и преодолеть внушённые стереотипы. Я бы сказал, в случае с Кельмином мы имеем дело с тяжёлым и сложным сопротивлением. Но теоретически, при правильной методике, изменить можно любого человека. Ведь это основная цель атрайда – сделать человека пригодным для существования в дарайском обществе высокого благосостояния.

– Ну да, нужно быть сумасшедшим, чтобы не желать жить так, как мы, – согласился Гелан, – это явно психические проблемы. Но разве психические заболевания поддаются лечению?

– Это не заболевание, – с готовностью ответил Линн, – это неправильные установки, следствие воспитания. Их можно изменить!

– Вы думаете?

– Я бы сказал, вам нужно знать основы. Если хотите, я дам вам список литературы. Вкратце – вначале нам нужно любой ценой сделать так, чтобы человек стал слабым и дезориентированным. Ощутил себя ребёнком. Мы это так и называем – «стадия младенца». Я смотрел записи ваших бесед с гэйном. Вы пытались логически доказать ему, что сотрудничество выгодно. На этом этапе безразлично, что говорить, хотя мы как психологи пытались ещё и вербально воздействовать на его психику. Но физическое состояние очень важно. Мы сводим его к состоянию инвалида, это расслабляет психику сильнее, чем наркотики, гипноз или любые вербальные методы. Достаточно длительное ощущение полной пассивности: физической, ментальной, душевной – и нужное состояние достигнуто. Конечно, мы составляем вначале психопрофиль. Мы действуем разными методами. Работа с этим гэйном идёт успешно, именно так, как предполагалось. Потребуется не менее десятка циклов временно калечащих операций, прежде чем мы начнём достигать нужного состояния.

– А если он умрёт раньше? – спокойно спросил Гелан.

– Мы ведём постоянный медицинский контроль.

…На этот раз ему стали пилить палец на ноге. Продолжалось это долго. Кельм терял сознание. Ему капали что-то. Давали отдохнуть. Открывали ранку и продолжали пилить.

Голосовые связки ему не резали. Он просто не мог больше кричать, голос был сорван от крика. Всё, что у него вырывалось, – тихий шёпот или сипение.

Потом Кельму отрезали поэтапно две фаланги пальцев на левой руке.

Потом перепилили локтевую кость и оставили рану открытой.

Медсестра молча обработала ему пересохший рот какой-то жгучей гадостью. Кельму не давали пить. Только капали и капали жидкость внутривенно. Слизистые трескались, пересыхали, и это было мелочью по сравнению с остальными мучениями. Дополнительной досадной мелочью. Медсестра возилась там где-то с судном, он почти не понимал, что с ним делают. Он вообще уже привык к тому, что тела как бы и не существует. Это была спасительная мысль. Он – только мозг. Ассоциировал себя с мозгом. Руки, ноги – это всё ему как бы не принадлежит. Медсестра стала менять повязку на ступне. Пальцы – теперь отсутствующие – нестерпимо болели. Медсестра не очень-то церемонилась, дёргала наклейки, отчего всю ногу пронзало болью. Но ведь нога ему и не принадлежит. Это что-то другое болит, отдельное от него.

Конечно, от настоящей боли это не спасало. Когда тебе начинают пилить кость или раздражать нерв, да что там, просто пропускают ток через приложенный электрод – уже невозможно дистанцироваться от больного места, потому что болит всё тело, болит сам мозг, сама душа, горит буквально всё, что только составляет личность.