Затем вдруг осознал, что не слышит дыхания Макса. Он попытался нащупать пульс, в ужасе понимая, что это уже бесполезно, что случилось непоправимое.
«Он умер. Мой друг и учитель — мой отец — умер. И все из-за меня».
Адам издал крик, похожий на вой раненого зверя.
Когда подъехали патрульные машины, Адам все еще бился в рыданиях.
Мальчишки, хоть и потрясенные случившимся, сумели объяснить, как все случилось.
Старший из полицейского наряда торопился покончить с писаниной.
— Вы не знаете его ближайших родственников? — спросил он.
— У него есть жена. Лиз. Они живут в нескольких кварталах отсюда. Я могу дойти пешком.
— Может, вас подвезти?
— Нет, сержант, спасибо. Мне надо собраться с мыслями.
Лиз мужественно встретила трагическое известие. Сказала лишь, что не должна была разрешать мужу садиться за руль.
— Но ведь он такой упрямый! Ты же знаешь!
— Она взяла Адама за руку и горячо сжала ее.
— Приходится привыкать к тому, что такое иногда случается.
«Да, — отрешенно подумал Адам. — Но почему именно с Максом? С этим святым человеком? Это несправедливо!»
Лиз позвонила своей ближайшей подруге, и та с готовностью вызвалась побыть с ней, пока Адам займется организацией похорон. Поскольку речь шла о дорожной аварии, то сначала надо было дождаться результатов вскрытия.
В шесть часов позвонил Эли Касс из пресс-службы университета и спросил о некоторых деталях, необходимых ему для того, чтобы отправить сообщения в «Бостон глоб» и некоторые информационные агентства. Эли был рад, что есть человек, который мог уточнить список ученых наград Макса Рудольфа.
— Декан Холмс говорит, что Нобелевская для него была лишь вопросом времени, — заметил он.
— Да, — машинально ответил Адам. — Его можно назвать ведущим иммунологом мира.
В гостиной сидели Лиз и семейный адвокат Морис Отс.
— Я бы не стал так скоро говорить о завещании Макса, — словно извиняясь, сказал тот, — но дело в том, что он категорически не хотел, чтобы на похоронах звучали какие-нибудь речи. По сути дела, он вообще не хотел никакой панихиды. Во всем остальном завещание очень простое. — Он помолчал, потом, глядя на стоящего в углу высокого доктора с бледным лицом, добавил: — Вам он оставил свои золотые часы на цепочке.
— Сейчас принесу, — предложила Лиз.
— Нет, нет, — остановил Адам, — еще успеется.
— Ну пожалуйста, — попросила Лиз. — Что ж ты, придешь домой с пустыми руками? Не взяв ничего на память о Максе?
И забыв о посторонних, она вдруг упала Адаму на грудь и разрыдалась. Он тоже не смог сдержать слез. Так они и оплакивали вместе свою страшную утрату. Утрату человека, благороднее и чище которого они не знали.
Адам ушел около полуночи, оставив Лиз на попечение подруг и соседей. Дом еще хранил множество следов присутствия Макса: его книги, одежду. Очки, аккуратно лежащие на рабочем столе.
У Адама же был единственный памятный предмет — золотые часы. Тем более трогательный подарок, что в свое время они были подарены Максу его отцом по случаю получения докторской степени по медицине. Теперь они превратились в символическую эстафетную палочку. Адам прижал холодный металлический корпус к щеке.
Зазвонил телефон. Это была Тони.
— Передали в одиннадцати часовых новостях, — сказала она. — С тобой все в порядке?
— Не совсем, — с горечью ответил Адам. — За рулем должен был быть я.
На том конце трубки замолчали. |