Конечно, какой-то элемент сомнения сохранялся, поскольку полного цикла клинических испытаний, предусмотренных процедурами ФДА, этот препарат не проходил.
Зато у них имелось разрешение Белого дома.
Со всем великодушием, какое он всегда проявлял в отношении Адама, Макс Рудольф предоставил ему почетное право лично доставить в Вашингтон полученную сыворотку. Конечно, в вопросах научного знания и опыта Макс был непревзойден, но он счел, что возложение курьерских обязанностей на его лучшего ученика может сыграть психотерапевтическую роль.
От всех других учеников профессора Рудольфа Адама Куперсмита отличала необычайная сострадательность и почти истовое желание исцелять. Одной встречи с ним и сочувственного взгляда серо-зеленых глаз оказывалось достаточно, чтобы немедленно вселить в пациента надежду.
— Но, Макс, — попытался отбиться Адам, — разве нельзя отослать ее с тем же курьером, который привез нам кровь?
— Можно, — проворчал старик. — Только самая лучшая курьерская служба не в состоянии заметить в неиспытанном препарате признаков начинающейся токсической реакции.
— Тогда почему ты не сделаешь это сам?
— Я старый, измученный жизнью человек и не хочу оставлять Лиз одну, — ответил тот. — Скажи правду, ты боишься предстать пред очи власть имущих?
— Если честно — да.
— Ну, так тем более ты должен поехать. Ты быстро убедишься, что они мало чем отличаются от обычных людей. — И с хитрой усмешкой добавил: — А некоторые им даже уступают.
Шагнув навстречу Адаму, сошедшему с трапа самолета в Национальном аэропорту Вашингтона, адмирал не скрывал своего удивления.
Долговязый гарвардский доктор нес в одной руке дорожную сумку, а в другой — нечто похожее на квадратный абажур с ручкой.
— Что это у вас?
— Сюрприз для больного, — застенчиво улыбнулся Адам. — Думаю, вы его тоже оцените.
— Еще какой-нибудь багаж у вас есть?
— Нет, я обычно путешествую налегке.
Пенроуз нагнул голову и проводил коллегу из Бостона к лимузину, дожидающемуся их на летном поле.
Ехали молча. Спустя несколько минут Адам бросил взгляд в окно и вдруг понял, что они находятся за городом: городские огни погасли.
— Послушайте, — смущенно проговорил он, — что происходит? Мы что, едем в Кэмп-Дэвид?
— Нет, — ответил адмирал, — больной находится в Вирджинии. — И после паузы добавил: — И это — не президент.
— Что вы говорите? Кто же еще имеет такую власть, чтобы заполучить три еще не разрешенных к использованию препарата?
— Когда я вам отвечу, доктор Куперсмит, вы поймете, что в нашей стране короля играет свита. И она обладает куда большим могуществом. Наш пациент — Томас Дили Хартнелл.
Адам разинул рот.
— Тот, кого называют Боссом? Бывший посол при дворе Ее Величества? Советник всех президентов, и правых, и левых?
Пенроуз кивнул.
— Человек, которому можно сказать «нет» только с большим риском для себя. Надеюсь, вы простите мне мои уловки, но мне почему-то казалось, что патриотизм доктора Рудольфа простирается не дальше Овального кабинета.
«Как и мой», — с беспокойством подумал Адам. Новость его ошарашила, и по мере того, как лимузин все дальше ехал по узким и темным дорогам, на душе у него делалось все тревожнее. Что, если Пенроуз опять сказал неправду? Вдруг это вообще какой-нибудь «крестный отец»?
Адмирал, по-видимому, прочел его мысли и снова заговорил.
— Позвольте вас заверить, доктор Куперсмит, — серьезным тоном произнес он, — Томас Хартнелл — в высшей степени достойный человек. |