|
В общем, семейство Семеновых преспокойно игнорировало всякую чепуху вроде баптистскоевангелической бодяги, а также предало забвению темное прошлое с материнской стороны, когда в старорежимные времена ее далекие предки основательно мочили кагал мужниных предков, еще не носящих гордой фамилии Светловых. Стоит ли говорить о том, что Семеновым не было абсолютно никакого дела, желает ли их младшенькая дочурка Машенька выходить замуж за этого или какого другого претендента.
В общем, в положенный момент грянул зубодробительный Мендельсон, а затем и опиумногашишный вальс «На сопках Маньчжурии» — специально для молодоженов. Уже будучи супругами, Эдик и Маша пустились в свой первый танец. Эдик крепко прижал Машу к себе и, шумно дыша прямо в ухо, доверительно сообщил: — Уж я тебя сегодня оттрахаю до полусмерти! Одобрительно покачивая головами, гости смотрели, как молодожены изображали нечто отдаленно напоминающее вальс. На мамочке сверкали фамильные дворянские бриллианты, чудом сохраненные в славные времена Ленина-Сталина-Брежнева, — как и глубочайшая тайна самого мамочкиного благородного происхождения. Папа импозантно посасывал сигару. Приторносердечное выражение на лице свекрови и развратная физиономия свекра. Да еще все эти друзья, лучшие люди подавляющего национального меньшинства, празднующие событие, которое было для Маши все равно что дурной сон. Даже напарник папы по теннису был тут как тут — статный русак-государственник, тот самый, который недавно пострадал в известных смутных событиях, немножко переусердствовав в общенациональном вопросе. Его пригласили, чтобы продемонстрировать демократизм, которым Светловы славились еще со времен «оттепели». И чтобы уж окончательно прославить в подобном духе идеи демократии, была приглашена также домработница, полуграмотная, но преданная баба Маня, которую усадили на всеобщее обозрение на почетном месте… И вот посреди этого чудненького семейного торжествапиршества кружилась в темпе вальса Маша Семенова, обладательница дипломов многочисленных литературных и филологических олимпиад, едва закончившая школу и подавшая документы на журфак, мечтая о карьере журналистки. Причем кружилась она не с кемнибудь, а со своим законным супругом, — с человеком, который намеревался ее сегодня не просто трахнуть, а поиметь до полусмерти.
III
Два дня спустя Эдик и Маша отправились в мать городов Киев, где, можно сказать, и начался их медовый месяц — обстоятельное турне по местам и местечкам пока еще братской малоросской республики с конечной остановкой в населенной многочисленными родственниками Одессемаме, — перед тем, как возвратиться в Москвуматушку. В то первое киевское утро, невольно поглядывая из окна интуристовского гостиничного номера в направлении горделиво прорисовывающегося на горизонте гинекологического центра, Маша размышляла о запланированной Эдиком экскурсии к Бабьему Яру. Эдик вознамерился осмотреть не только страшный яр, но и посетить мемориальную экспозицию архивных фотоматериалов — как трофейных, так и сделанных в период эксгумации массового захоронения. Он желал, чтобы Маша непременно сопровождала его в этой «экскурсии». Жуя пирожные и запивая их «пепси», Маша размышляла о том, действительно ли упомянутые ужасы имели место, и удивлялась, что вообще согласилась составить Эдику компанию. К тому же, ей было досадно, что она не нашла в себе сил хотя бы отказать ему, — ведь другого такого случая, увы, больше не представится. |
