— О, я это знаю, мадам, — печально кивнула Ианта. Ее лицо заметно покраснело. — Мне также известно, кто учит бедного маленького Эдмунда не слушаться меня!

— О, Боже праведный, кто же это? — воскликнул Сильвестр.

— Вы! — решительно произнесла Ианта. — И это только лишний раз доказывает, как мало вы его любите! Если бы вы испытывали к нему хоть какие-то теплые чувства, то не позволяли бы бегать одному Бог знает где и подвергать свою жизнь смертельным опасностям!

— О каких смертельных опасностях вы говорите?

— С ним может произойти все, что угодно! — безапелляционно заявила невестка Сильвестра. — В эту самую минуту мой бедный мальчик, быть может, уже на дне озера!

— Он и близко к озеру не подходил. Если вам так уж хочется знать, где он, то я видел, как он направлялся к Хоум Вуду.

— И вы не предприняли даже малейшей попытки остановить его, насколько я понимаю.

— Да, не предпринял. Когда я последний раз вмешался в недозволенные развлечения Эдмунда, вы потом три дня называли меня чудовищем и образцом жестокости и бессердечия.

— Я никогда не произносила таких слов, а только… К тому же, Эдмунд может передумать и пойти к озеру!

— Да не волнуйтесь вы, не пойдет он к озеру! По крайней мере, до тех пор, пока будет знать, что я в Чансе.

Раздражение в голосе Ианты нарастало с каждой минутой.

— Можно было догадаться, чем все закончится, — горько проговорила она. — Из-за вас мне даже расхотелось ехать в Грейндж, и я бы ни за что не поехала, если бы не велела уже заложить лошадей. Но в дороге меня ни на минуту не будет отпускать тревога. Я не успокоюсь, пока не буду знать, где находится мой бедненький сиротка-сын: в безопасности или на дне озера!

— Если он не объявится к обеду, прикажу обшарить дно озера, — пообещал Сильвестр, а затем подошел к двери и открыл ее. — Каким бы бессердечным и жестоким я ни был в отношении своего племянника, по отношению к лошадям я не могу проявить такое же бессердечие. Очень прошу: если вы велели заложить пару, не заставляйте их долго стоять на таком морозе!

Эта просьба чрезвычайно рассердила Ианту, и она выбежала из гостиной, глубоко возмущенная.

— Очень наглядная беседа! — насмешливо заметил Сильвестр. — Будучи убеждена, что обожаемый сиротка-сын лежит на дне озера, наша любящая родительница отправляется на увеселительную прогулку.

— Мой дорогой, Ианта прекрасно знает, что Эдмунд не на дне озера. Ну, неужели вы не можете хоть изредка не ссориться? Должна заметить, ты также несправедлив к ней, как и она к тебе!

Сильвестр пожал плечами.

— Пожалуй, ты права. Если бы я видел в ней хоть частичку любви к Эдмунду, так бурно провозглашаемой на словах, я бы без жалоб терпел ее, но я никак не могу найти в ней даже крошечной капельки этого чувства! Когда он отвечает на ее ласки, она с радостью убеждает себя, будто души в нем не чает. Но едва мальчишка начинает играть и шуметь, как у нее тут же появляется головная боль, она вызывает мисс Пугговиц и просит увести своего обожаемого ребенка! Когда бедняга болел корью, Ианта даже не подходила к нему. А помнишь, как она использовала в качестве предлога для поездки в Лондон больной зуб Эдмунда, а потом предпочла оставить этот зуб гнить, лишь бы не уговаривать сына идти к доктору и удалять его…

— Я так и знала, что мы придем к этому! — прервала его герцогиня, в отчаянии заламывая руки. — Позволь заметить, сын мой, что необходимо обладать немалой решительностью, чтобы затащить упирающегося ребенка к дантисту.