Затем он поспешил уточнить, что это вовсе не значит, будто надо отступиться, — просто нужно упорнее сражаться. Он произнес краткую молитву, которую кое-кто выслушал, хотя многие игнорировали. Закончив с молитвой, он послал гонцов собрать рассыпанные по городу силы, приказав всем вернуться сюда, на площадь, в виде двух отдельных соединений. Людям-нетопырям велел полностью выйти из боя и объяснил, как следует бороться против щитов.
Первый ряд обороняющихся выстроили плечом к плечу поперек площади. Второй ряд мутантов стоял сразу за первым, третий — за вторым. В третьей шеренге были распределены несколько захваченных звуковых ружей. Гил понимал, что первые два ряда представляют собой всего лишь живой барьер, стену плоти, которая должна остановить звуковые лучи, задержать музыкантов на минуту-другую, пока звуковые ружья третьего ряда успеют захватить лучом и разрушить вражеские щиты.
Просто жертвы.
Даже менее того.
Пушечное мясо.
Конечно, они понимали это! И все равно спокойно стояли, пока стрелки из третьего ряда укладывали стволы ружей им на плечи, между головами. У Гила с Тишей были ружья, но они отдали их популярам, которые неудержимо стремились завладеть этим оружием.
«Бессмысленный жест, — подумал Гил. — Если мы до сих пор не обречены на проклятие, то не будем уже обречены никогда».
Появились музыканты и стали пробивать себе дорогу через площадь, сражаясь против не выстроенного в боевой порядок маскировочного фронта популяров, который скрывал за собой три ряда мутантов. Скоро эти неорганизованные отряды, понеся тяжелые потери, отступили за подготовленный оборонительный строй. Музыканты, видя перед собой открытый путь к трем шеренгам, вскинули ружья и принялись выбивать популяров из первого ряда, обращая их в ничто… поразить цель… повернуть ствол на другую цель, уничтожить, повернуть, уничтожить…
Но они еще не взялись за второй ряд, когда популяры открыли огонь по сияющим желтым щитам и раскололи ночь дьявольскими криками.
Янтарь щитов вспыхивал и полыхал.
Темнота отступала перед искусственным днем.
Воздух трещал, рвался, шипел.
Гил стоял позади циклопа, стреляющего из ружья. Он почти физически ощущал, как возросло напряжение вдоль луча, когда шмелиное гудение ружья встретилось с гулом щита и вступило с ним в борьбу. Воздух, казалось, дрожал и шевелился, словно наделенное чувствами животное, только-только вступившее в жизнь. И внезапно щит, который циклоп избрал себе мишенью, мигнул дважды и исчез. Напряжение разрядилось вместе с ним. Наделенный чувствами воздух умер. Луч, упершийся теперь в ничем не защищенного музыканта, разметал его вишневой пылью.
Циклоп повел стволом чуть в сторону и прицелился в другой щит. Копьем рванулся луч, воткнувшись в броню музыканта. Атмосфера начала сгущаться снова. Проходили секунды, а щит оставался цел. Циклоп покрылся потом. Он помнил: есть вероятность, что и ружье, и щит исчезнут вместе, но никто не сказал ему, что при этом случится с ним самим.
Воздух запел.
Гил отступил на несколько футов.
И тут сноп чистого оранжевого света вырвался по дуге из щита и взорвался внутри ружья. Щит был разрушен, но звуковое ружье тоже. И популяр, который стрелял из него. Гил отвернулся от тела.
То здесь, то там повторялось бедствие, когда столкновение луча с полем уничтожало и ружье, и щит. Но где бы ни происходило такое, какой-нибудь другой фанатичный популяр становился в строй с новым ружьем и продолжал бой. Да, величайшая угроза для мятежников была преодолена. За этой ночью убийственного звука и ярости мог последовать только триумф.
— Шансы! — колоколом ударил голос Силача среди грома оружия.
— Девяносто четыре процента за успех! — выкрикнул в ответ Цыганский Глаз.
Гил отступил от шеренги стрелков, когда пал последний музыкант со щитом. |