В маленькой двухкомнатной квартирке было уютно. И когда хозяин и гость уселись в гостиной друг против друга, Грязнов объяснил цель своего посещения. Василий Иванович сначала задумался, а потом сказал, что вообще-то не хотел бы обсуждать эту тему, поскольку собственная жизнь, как говорится, дороже. Но чтоб уж приезд ответственного человека не был полностью бессмысленным, объяснил, что его уход был вынужденным, поскольку он не собирался мириться с откровенным воровством нефтепродукта, которое особенно усилилось после вхождения предприятия в молчановский концерн. Продукт стал уходить уже не отдельными цистернами, оформленными на липового покупателя, а целыми железнодорожными составами. Невозможность какого-либо контроля и постоянные угрозы молчановских молодчиков, с одной стороны, и твердая уверенность, что однажды эта кормушка будет накрыта законными властями, а тогда уж не взыщи охрана — с другой, заставили Василия Ивановича, не в пример его знаменитому тезке, плюнуть на хорошую зарплату и отступить. Такова суть истории, а частности ее надо искать не у бывшего начальника охраны, а у тех, кто ревизии на предприятии проводил и никогда ни одного злоупотребления не обнаружил.

Грязнову стало ясно, что конец ниточки найден правильно, но не ему и не с его силами добираться до середины клубка. Хотя дополнительным подтверждением узаконенного воровства на молчановских предприятиях могло бы стать свидетельство Саидова.

Распрощавшись с хозяином и слегка расстроенной хозяйкой, не успевшей угостить гостя, Грязнов отбыл в гостиницу, чтобы с утра махнуть в Тольятти. Но среди ночи его разбудил звонок начальника уголовного розыска. Тот сказал, что выслал машину, и просил срочно подъехать в отдел.

Оказалось, что буквально следом за уходом Грязнова в квартиру Василия Ивановича позвонили. Он даже решил, что это москвич что-то забыл и вернулся, даже не выходя из дома. Открыл дверь и тут же отлетел к противоположной стене, сбитый сильным ударом в солнечное сплетение.

Трое ворвавшихся в квартиру моментально скрутили хозяйку и швырнули ее в ванную, а хозяина растянули на столе и стали допрашивать, чем интересовался московский мент. Сперва для острастки гасили о его голую грудь окурки сигарет, а потом принесли с кухни утюг и включили его в сеть. Василий Иванович, чувствуя, что долго не выдержит пытки, да, собственно, и не понимая, почему он должен изображать Героя Советского Союза в тылу врага, сказал, что речь шла о ворованном бензине. Но бандитам этого показалось мало, и они взялись за утюг. Василий Иванович, казалось, уже лишившийся голоса, вдруг заорал с такой силой, что в соседних домах должны были полопаться стекла. Ошарашенные бандиты забыли про утюг и рванули из квартиры. А когда минут через двадцать прибывшая милиция, выставив впереди себя пистолеты, вошла в квартиру, их глазам представилась довольно жуткая картина: на столе посреди комнаты был распят обнаженный человек с багрово-черной, обожженной грудью, на полу валялся утюг, и с минуты на минуту мог вспыхнуть ковер, а в ванной лежала лицом вниз связанная женщина с залепленными пластырем ртом и глазами. Словом, типичный эпизод-страшилка из какого-нибудь западного боевика, если бы это не произошло в тихом районе и спокойном доме, где соседи оказались людьми непугаными и сразу позвонили в милицию.

Женщину развязали, привели в чувство, чего, к сожалению, не удалось сделать с ее мужем. Врач констатировал смерть.

Все это и рассказал начальник угрозыска примчавшемуся, еще сонному Грязнову, мгновенно проснувшемуся от такого известия. Они сидели вдвоем, и Слава вспомнил о синем «жигуленке». Намекнул, как это ни обидно, на возможность присутствия на их узком совещании осведомителя. Ну а то, что против «московского мента», как выражались те бандиты, уже повсюду могут быть выставлены засады, это, как полагал Грязнов, в порядке вещей.