Ну что ж, значит, будем делать фоторобот и рассылать по всем адресам. Авось! — ну конечно, авось кто-нибудь и откликнется.

Теперь второе: где находится Фиксатый? Ну вот уж на этот вопрос ни Спирин и никто другой не ответит. Легенда — она легендой потому и называется, что не имеет точной привязки к месту. То есть, с одной стороны, вроде бы и как бы, а с другой — некая абстракция. Как выглядел? А это как раз не вопрос. Однако неплохо мыслил Поэт для своего состояния, тем более если учесть момент утери им трудно заработанного с утра гонорара в виде стакана портвейна. Кстати, а как же с обещанной расплатой-то?

Не явился Фиксатый, сильно подвел. Ни в воскресенье, ни в понедельник. Так, в общем, приличные люди не поступают. В смысле — одним авансом еще никто не жил. Да и что этот аванс? Копейки — одно слово.

- А чего он мне про алиби свое талдычил, когда я его сюда вел? — решил, наконец, помочь следствию участковый.

- Что за алиби? — поинтересовался Турецкий.

- А это он мне дело какое-то пришить хочет, — отмахнулся Спирин. — Знаю я его, дай только волю, все свои грехи на кого угодно списать готов.

- Ну ты, знай меру! — взвился уязвленный Пал Палыч.

- А я рядом с вами свиней не пас! — вскричал Поэт и принял вызывающую позу. — И попрошу без амикошонства!

Все, наповал уничтожил участкового! Одним выстрелом!

Турецкий не смог сдержаться. Он хохотал так, что опешивший сперва было Нежный открыл рот и тоже прыснул, а потом тоже закатился от хохота.

Отхохотавшись наконец, Турецкий, как мог, успокоил участкового, который искренне обиделся на такое проявление черствости и полного непонимания со стороны начальства, коим он и считал, в первую очередь, следователя по особо важным делам. А успокоив, предложил Спирину вспомнить для начала, где бывал Фиксатый, а участковому — заняться вплотную этим вопросом, но самому ни в коем случае не проявлять инициативу по его захвату, ибо тут может быть все, вплоть до вооруженного сопротивления.

Кроме того, уже сегодня Спирину предстояло прокатиться в научно-технический отдел московской милиции, чтобы помочь в создании фоторобота проживавшего у него преступника. Сказано это было так жестко, что у хозяина комнаты не могло даже возникнуть никаких нужных ему «алиби».

Выходя, Турецкий попросил Нежного на всякий случай оставить в комнате оперативника. Вдруг явится Фиксатый — у них же свои понятия о чести и данном слове. Но это действительно на всякий случай, поскольку никогда больше он сюда не явится: теперь уже всей округе известно, что взял участковый Спирина за шиворот и увел, намекая на уголовное преступление. И если Фиксатый имеет к этому делу отношение, он немедленно забудет адрес Спири-Поэта. И сам сменит крышу.

Грязнов все еще беседовал с Ниной. Они уединились в кабинете Мирзоева. И когда Турецкий, зайдя в дом, слегка приоткрыл дверь кабинета, то увидел сидящую к нему спиной секретаршу, а напротив нее — задумчивого Славу. Услышав легкий скрип двери, Грязнов тут же сдвинул брови и чуть качнул головой, как бы показывая, что просит не мешать.

Чтобы действительно не мешать, Турецкий сделал несколько необходимых служебных звонков, в том числе в горпрокуратуру, старому прокурору-криминалисту Семену Семеновичу Моисееву, которого, по старой дружбе, просил помочь мильтонам составить фоторобот. Семен, надо сказать, был асом своего дела. Затем на грязновской машине отправил к нему Нежного вместе со Спириным, чтобы все дружно заявились в НТО.

Пришлось также объясниться и с Александрой Ивановной по поводу задержки ее лучшего кадра — Вячеслава Ивановича Грязнова, объясняя это тем, что только ему одному по силам расколоть невероятно трудный орешек.

Романова поначалу побушевала, но скоро успокоилась, и Саша понял, что она и сама все давно поняла и быстро нашла Славе замену.