АЛЕКСЕЙ. Например, они хотят вернуть монархию. Кстати, все ведь готово. Кто пойдет умирать за СССР? А за Русь святую — очень может быть. Тут мы им и понадобимся — может быть такое?

АНАСТАСИЯ. Не может.

АЛЕКСЕЙ. Почему не может? Еще немного — они обязательно вернут Бога, вот увидишь. Куда они денутся без Бога? Некоторое время у них были вместо него разные чучела, которым в старое время не доверили бы... (С кавказским акцентом.) ...яблоневый сад охранять, слушай... Все завалил, к чему притронулся. И если немцы в Могилеве, им обязательно будет нужен Бог. А что я такого говорю? Я сумасшедший, мне все можно.

АНАСТАСИЯ. Ты думаешь, они для этого нас... держали?

АЛЕКСЕЙ. Ну а для чего же еще? Что еще с нами делать? Понимали же они, что рано или поздно придется... возвращать. Хоть что-то. А где тогда брать? Вот тогда я и подумал: кто им рано или поздно понадобится? С кем они не сделают ничего? Разумеется, царевич Алексей! (Гордо.) Хорошо я придумал?

АНАСТАСИЯ (в ужасе). Ты действительно сумасшедший...

АЛЕКСЕЙ. Если честно, теперь уже не знаю. Я так долго у них пробыл в этом лазарете, что... Не знаю, не знаю. Но идея хороша, согласись? Где можно спастись от бури? В центре бури. Есть такое понятие, я читал в детстве. Глаз бури. Там всегда тихо. Кругом ревет, воет — а там тихо, как у Христа за пазухой. Собственно, я не ошибся. И очень может быть, что теперь они меня заметят. У меня было множество планов по переустройству. Я даже записывал одно время, но потом сжигал, чтобы не нашли. И сейчас у меня все шансы прийти к власти. Вместе с тобой, конечно.

Анастасия молча смотрит на него, кусая губы.

(Восхищаясь собой все больше.) Один мой друг — они его тоже взяли, он работал в издательстве, — сказал мне однажды: знаешь, почему я монархист? Потому что монархия — это единственный строй, при котором к власти может прийти порядочный человек. Им теперь нужен символ, ты понимаешь? Им ужасно нужен символ, за который не жаль умереть. А тут мы. Чудесное спасение. Мы идеально годимся. Мы еще вполне ничего. Я, по крайней мере, вполне ничего. И ты, если тебя отмыть, вполне ничего.

АНАСТАСИЯ (качая головой). Нет, нет.

АЛЕКСЕЙ. Почему? Что ты такое говоришь?! (Топает ногами.) Знаешь ли ты, как я мечтал об этом? Как я хотел этого?! Дура!

АНАСТАСИЯ (тихо). Иди сюда.

АЛЕКСЕЙ. Почему иди сюда?! Кто ты такая?! Ты не царевна! Ты не принцесса! Почему я должен иди сюда?! Ты ничего не понимаешь, дура, девчонка, ты не видишь наш исторический шанс! Я ничего тебе не дам, у тебя не будет мужа! Иди сюда, иди сюда... Ну хорошо, вот я иду сюда. Что ты мне можешь сказать?

АНАСТАСИЯ (гладя его голову). Я ничего не могу тебе сказать. В том-то и дело, что я ничего не могу тебе сказать. Мы им не подходим, Леша, они это поняли. Им ведь не надо было проверять, настоящие мы или нет. Им сгодились бы ненастоящие, лишь бы похоже. Но из нас ничего не получится.

АЛЕКСЕЙ. Почему?

АНАСТАСИЯ. Потому что мы люди. Потому что мы просто люди. И те были просто люди, и у них ничего не получилось. Если бы из них можно было что-нибудь сделать, их бы обязательно оставили в живых. Ими можно было бы торговаться. Их можно было заставить что-нибудь говорить. Их можно было бы выставить в музее, чтобы они рассказывали, как пили кровь. Но они были только люди, и все сразу поняли бы это. А с людьми ничего нельзя сделать. Люди им ни к чему.

АЛЕКСЕЙ (встревоженно). А кто же им нужен?

АНАСТАСИЯ. Не знаю. Может, звери. Может, боги. Но не мы, это точно. Теперь они это поняли, и спасения нам нет.

АЛЕКСЕЙ. Ты уверена?

АНАСТАСИЯ. Я уверена. Пусть приходят и делают что хотят. С нами у них ничего не получится.

АЛЕКСЕЙ (с детской интонацией). Слушай, а может быть, они в самом деле ушли? Все? Мы же не нужны им больше. Теперь нас можно просто отпустить.