— Пугать меня не надо, Александр Иванович… Мне терять нечего — сам полунищий. Договоритесь с директором моего департамента — с радостью и милой душой вернусь к себе за стол в министерство. Не сможете — уж не гневайтесь, я человек подневольный…

(А в это время новый министр внутренних дел Протопопов отдал тайный приказ стягивать в Петроград шестьсот пулеметов, устанавливать их на крышах стратегических зданий с большим сектором обстрела, не мешать рабочим агитаторам поднимать людей на демонстрацию и готовить жандармерию к беспощадной стрельбе по смутьянам.)

…Директором департамента оказался Игорь Васильевич Лошаков, в генеральском звании, правовед и финансист.

— Ах, Александр Иванович, да я под каждым вашим словом готов подписаться! Согласен, трещим по всем швам! Ситуация критическая, все верно! Но постарайтесь понять наше положение: в казначействе, где день и ночь печатают ассигнации, типографские станки раскалены добела! Если так дело и дальше пойдет — купюрами вскорости станут заместо обоев комнаты обклеивать! Как раз на вас, на ваши военнопромышленные комитеты, на рабочую группу Гвоздева у меня была надежда!

— У меня тоже, Игорь Васильевич, так ведь группу только что посадили! И пресса будет еще больше травить за это правительство, и правильно станет делать: обезглавить умеренное рабочее движение, отдав массы в руки эсеров Керенского и ленинского агитатора Шляпникова! Уму непостижимо! А если сейчас контрольно-ревизионная комиссия вынесет постановление, по коему выплаты рабочим премиальных за сверхурочные будут снижены, я за ситуацию отвечать не смогу, случится взрыв.

— Совершенно с вами согласен. Я представляю себе реакцию рабочего люда: ему про инфляцию и государственные нужды на оборону не объяснишь, а пуще его бабе, у которой на руках малые дети… Что предложите сделать?

— Немедленно отозвать контрольно-ревизионные комиссии с заводов! Не до контроля! Лишь бы давали снаряжение для армии!

— А как сведем бюджет, Александр Иванович? Вы же знаете, каков у нас дефицит бюджета…

— Знаю, но сейчас надо брать любой заем за границей, открыто объяснять союзникам, что, если они не помогут, Россия выйдет из войны и им придется платить вдесятеро больше из своих бюджетов, чтобы сдержать немца, у которого развяжутся руки на востоке… Главное — насытить внутренний рынок продуктами питания и первого спроса! Нельзя далее злоупотреблять долготерпением народа! Мы трагично терпеливы, унизительно терпеливы, но сколько ж можно играть на этой ужасающей слабости нации?!

— Александр Иванович, я ваш союзник. Если министр скажет мне… Пусть не говорит, ладно, пусть хоть намекнет на то, что ревизии надо приостановить — я это сделаю сей же миг, этим же вечером мои янычары вернутся в департамент, этим же! И подскажите министру, что если я не прибавлю им хоть малость к окладу… Люди прозябают в нужде, а когда государев чиновник недоедает, жди беды… Это пострашнее открытого бунта… Это имперский саботаж, Александр Иванович…

Министр торговли и промышленности, гофмейстер, князь Всеволод Николаевич Шаховской, потомок декабристов, сын одного из управляющих государственным банком империи, принял Гучкова, как и полагается, со сдержанным, но в то же время искренним корпоративным дружеством (оба как-никак миллионщики), попросил секретаря приготовить кофе и после обязательных в таких случаях пристрельных обменов ничего не значащими вопросами приготовился слушать Гучкова, хотя от директора департамента Игоря Васильевича получил подробнейшую информацию о беседе и прекрасным образом был подготовлен к ответам на все возможные вопросы "промышленно-капиталистического бунтаря".