– Унижения и боли? – потрясенно повторила Эйдриен, не в силах поверить своим ушам.

– Да, этими физиологическими факторами – как усилить их в психике испытуемого, закрепить и использовать. Более того, мы научились замерять их, – добавил Шапиро. – Только эксперименты с болью оказались не слишком полезны.

– Почему? – поинтересовался Макбрайд.

Ученый вздохнул:

– Кое-какие сложности с подбором персонала. Видите ли, специалисты, которые дорожили своей репутацией, отказывались иметь с нами дело. А те, кто соглашался, не оправдывали ожиданий в плане объективности.

Льюис удивленно хмыкнул:

– Как же так?

– Постепенно исследования перешли за ту тонкую грань, которая отличает науку от садизма. Так же как эксперименты с наркотиками стали мешаться с сексом. Откровенно говоря, Программа в целом оказалась связана с использованием сексуальных импульсов, что наложило отпечаток на результаты.

– Вы упомянули об «управлении психикой», – подсказала Эйдриен.

Шапиро поерзал на подушке – ему был явно неприятен этот разговор.

– Да.

– Расскажите вкратце.

Отставной церэушник некоторое время помолчал, а потом все же ответил:

– Мы изучали способы управления психикой, производя опыты, в ходе которых испытуемый получал большую дозу какого-нибудь психоделического препарата и помещался в темную герметичную среду. Затем на него воздействовали с помощью многократно повторяющихся записей с определенной информацией. Предполагался терминальный исход эксперимента.

– Вы сказали, в герметичную среду? – переспросила Эйдриен.

– Да, мы использовали металлические ящики. Наподобие тех, в которых хранят покойников в моргах, – пояснил Шапиро.

Макбрайд раскрыл рот, одновременно формулируя в уме следующий вопрос:

– А что вы имели в виду под терминальным исходом?

– Никто не умер, – заверил Шапиро, – однако считали, что испытуемые уже не поправятся. Так в большинстве случаев и происходило.

– И что же…

– Шестьсот миллиграммов ЛСД ежедневно, – сказал ученый. – От двух до шести месяцев в полной темноте.

Ни один из гостей не проронил ни слова. Наконец Эйдриен обрела дар речи и прошептала:

– Как вы могли?

Шапиро взглянул ей в глаза и намеренно исказил смысл вопроса:

– Насколько я помню, мы вставляли испытуемым катетеры, и питание они получали внутривенно.

– Господи, – тихо проговорил Льюис.

– Вам налить? – предложил хозяин.

Эйдриен поежилась и отвернулась, Макбрайд покачал головой. Шапиро смежил веки и некоторое время просто сидел, вкушая прелесть момента: потрескивающий в очаге огонь и вкус «Старой красной лозы». Когда через некоторое время старик открыл глаза и заговорил, гостям стало неуютно. Переход оказался столь резок, что Эйдриен вспомнила о хищных птицах – орлах или ястребах, с их пристальным и жестоким взглядом.

– Догадываюсь, о чем вы думаете, – проговорил хозяин дома.

– Полагаете?

– Вы считаете меня военным преступником.

Фраза потонула в мертвой тишине – никто и не подумал возразить.

– Что ж, – заключил Шапиро, – думаю, вам стоило бы там побывать. – Он пригубил вино и взглянул на собеседников. – Теперь легко осуждать то, чем мы занимались тогда. Трудно в это поверить, но намерения людей, создававших Программу, были чисты как первый снег.