Дюран пожал плечами:

– Ну…

– Просто я вас не помню, – объяснила представительница его выпуска. – Хотя, на мой взгляд, должна бы.

– Не думаю, что я тогда был столь же незаметен, как сейчас, – отшутился Дюран. – Видимо, задремал.

– И проснулись от наших с Джуди разговоров о грудном вскармливании!

– Нет, скорее, от вскрика.

Собеседники обратили неловкость в шутку и следующие несколько минут болтали о странностях подобных мероприятий, придя к общему мнению, что четырнадцать лет – срок немалый. Джуди сообщила, что мало с кем поддерживает отношения из одноклассников, хотя школа вроде бы не слишком большая, а юность бурная.

– Это Вашингтон. Здесь все скоротечно: приехал – уехал, – пояснила Белинда. – Да и мне уже пора. – Она поцеловала Джуди и похлопала Дюрана по руке. – До встречи.

– Невероятно, но я не помню вашего лица, – сказал Дюран бывшей однокласснице, когда Белинда ушла. – То есть вы из тех, кто поздно расцветает.

– Правда? Вы так считаете? Я наконец-то расцвела? Погодите, я сообщу радостную весть мистеру М. Он так долго этого ждал.

Дюран решил, что она говорит о муже, но Джуди, как выяснилось, имела в виду своего наставника, неисправимо искреннего Нубаро Муссурлиана. Увидев старика сквозь сетку двери, женщина потянула собеседника на улицу, чтобы он поведал бывшему куратору о новообретенной цветистости его бывшей подопечной. Тот засмеялся и пожал Дюрану руку, полюбопытствовав, как у него дела.

– Спасибо, неплохо. Не жалуюсь.

– У меня совсем вылетело из головы, – сказал мистер М., – не напомните, где вы учились?

– В Брауне, – подсказал Дюран.

Мистер М. кивнул:

– Ах да, конечно.

– А потом уехал в Мэдисон, поступил в Висконсинский университет.

– Думаю, в этом есть и моя заслуга: я всегда был высокого мнения о Висконсине. Экономику изучали?

Джефф покачал головой:

– Клиническую психологию.

– Что ж, – улыбнулся мистер М., – для этого и нужны встречи однокашников: держать друг друга в курсе событий.

Остаток дня прошел в приятном ничегонеделании. На «Встрече почета» выпускники разных лет вставали с мест и делились своими мыслями на темы столь несоизмеримые, как проект генома человека, ответственность по отношению к своему сексуальному партнеру и попытки искоренить паразитирующий бильгарциоз в Египте.

Фотосъемка выпускников всех трех классов прошла быстро и профессионально. Деловитый фотограф удачно манипулировал сценками, и афроамериканцы не кучковались отдельными группками, как частенько происходит, а казались рассеянными в общей массе людей.

При встрече Дюран не узнал Банни – до развязной блондинки, что представилась ему после телефонного разговора, ей оказалось далеко. Банни Винкельман оказалась одной из наиболее хищных женщин, каких доводилось встречать Дюрану: на вытянутом лисьем лице сверкали острые желтые клыки.

– Дже-ефф! – воскликнула Банни и, подхватив его под руку, потащила от одной компании к другой. – Помните Джеффа Дюрана?! Вот он!

А затем ему пылко трясли руку, дружески похлопывали по плечу и чмокали в щеку.

– Здесь есть кто-нибудь из нашей баскетбольной команды?

– Не помню, кто играл в баскетбол, Джефф. Господи! Разве что Адам Бауман. Ну конечно, он здесь. – Лицо Банни просветлело, и с пылом знатока она поведала: – Ты слышал, Адаму ампутировали ногу – рак, представляешь?

Дюран покачал головой:

– Какое несчастье!

Спутница согласно кивнула.